Леди-послушница. Симона Вилар
мучила жажда. Перевела дыхание и продолжила:
– Все это займет у тебя – путь туда и обратно – дней пять, наибольшее – неделю. Ты должна торопиться, так что не скупись, плати не торгуясь, только спеши. В пути ты сможешь покупать молоко для ребенка на фермах. Учти, я не желаю, чтобы с ним что-то случилось, оберегай его! А когда выполнишь поручение и вернешься, я смогу наконец возвратиться к супругу… Будь он трижды проклят!
Она вновь жадно пила воду, а потом, заслышав удары колокола, вздохнула и выругалась сквозь зубы. Пора было отправляться в церковь. О Пречистая Дева, дай ей силы!
Императрица с трудом поднялась. Это была невысокая, ширококостная женщина двадцати шести лет от роду; ее растрепанная каштаново-рыжая коса упала с плеча, лицо казалось бледным, но выразительным, светло-серые глаза смотрели жестко.
– Ивета, помоги мне переодеться в чистое. Все, что в крови, сожги. Пойдешь, девушка, со мной в церковь. Поддержишь, если мне сделается совсем худо.
– Но, миледи, родовая горячка…
– У меня ее не будет! А вот если вызнают, что я родила, тут уж ни наказания, ни позора не избежать. Драгоценный Джеффри Анжу позаботится. Чтоб дьявол живьем сожрал моего супруга!
И столько ненависти было в ее последних словах, что Ивета истово закрестилась, однако под суровым взглядом госпожи взяла себя в руки. Стянув с миледи рубаху, помогла омыться, подала белье, сорочку, теплую монашеского кроя тунику из темной шерсти. Накинула на кое-как заколотые волосы капюшон. Императрица порой морщилась, двигалась неловко и медленно, однако сама же и торопила – не опоздать бы к мессе.
– А ты чего стоишь, как соляной столб?! – зашипела она на Дуоду. – Иди, пока еще не рассвело и есть шанс выйти незамеченной.
Пожилая женщина стояла у порога – уже в дорожном плаще, прижимая к груди корзину с младенцем.
– О, госпожа… неужели вы и не посмотрите на него? Такой ребеночек… Реснички длинные. Поверьте, не часто у младенчиков бывают такие реснички.
– Ступай, тебе говорят! Нет, стой!
Императрица несколько раз вздохнула, словно собираясь с духом, а потом все же приблизилась.
Дуода улыбнулась и осторожным движением приподняла покрывало, показывая маленькое красное личико уснувшего малыша. Жадно и взволнованно императрица глядела на него… Казалось, в этом небольшом свертке из полотна и кружев для нее в этот миг сосредоточилось все мироздание. Она видела выглядывавшие из-под оборки чепчика легкие как пух черные прядки, тугие щечки, крошечный ровный носик и реснички… такие длинные реснички…
– Так похож на своего отца… – пробормотала она, и предательские слезы стали пеленой застилать глаза.
«Мой малыш… В первый и, может, в последний раз вижу тебя. Это все, что я могу себе позволить».
Она смахнула слезы. Потом, поддавшись какому-то безотчетному порыву, сняла с шеи крестик – маленький, сверкающий алмазной крошкой, на тоненькой как нить цепочке – и быстро надела на дитя.
– Храни тебя Бог и все святые, мой сын.
Вот