Железноцвет. Азиз Тимурович Алимов
на стенах маленькие бурые пятна. Сегодняшняя операция мне теперь вообще перестала нравиться. С тех пор, как Алхимик исчез, вещи в городе с каждым днем происходят все более странные. Не люблю странного.
Прямо от лестницы начинается короткий коридорчик, заткнутый тяжелой стальной дверью, закрытой на засов. Из коридора проемы ведут в отдельные комнаты. В первой – спальня-гостиная: грязные матрасы, холодильничек да электроплитка.
– О, “Рубин”, – Зоя указывает на ящик, стоящий в углу комнатки. – Цветной, кажется. Хорошо устроились.
– Ага, – без энтузиазма отвечаю я.
У меня в детстве был цветной, когда мы в Питере жили – полуметровая плазма.
Отдельная дверца ведет из спальни в санузел казарменного уровня. В санузле висит забрызганный и заботливо склеенный постер с Эльвой Кусанаги.
Во второй комнате оказывается рабочий кабинет: впритык два стола, на одном – зачехленная печатная машинка и всякая канцелярская утварь. Ящики столов раскрыты настежь, некоторые валяются на полу. От бумаг, некогда заполнявших их, не осталось и следа.
Я смотрю больше не на это барахло, а на свою новую знакомую. Зоя тщательно осматривает пороги и не заходит никуда до тех пор, пока не осмотрит всю комнату сквозь прицел. Она движется неторопливо и непринужденно, так, что наши сектора обстрела идеально складываются. Иногда ее рука рефлекторно тянется к плечу, пытаясь ухватить что-то, что должно быть закреплено на нем – что-то такое, что можно на всякий случай закатить в подозрительную комнату. Ее явно не учили штурмовать здания министерств, забитые спеленутыми взрывчаткой заложниками. По ту сторону мушки Зоя ожидает увидеть не студента с берданкой в трясущихся руках, а облаченного в броню мотострелка, который будет стрелять в нее и не промахнется, если она не изрешетит его первой – сквозь все, что окажется на ее пути. Зоя младше меня от силы года на три, но это ощутимая разница – она выросла во время, уже окончательно простившееся с полумерами.
Все самовольное строительство вылетает из моей головы в тот момент, когда я открываю черную дверь. Тяжелый засов поднимается без скрипа, и в ноздри сразу бьет невыносимо резкий запах формалина. Закашлявшись, Зоя закрывает нос рукавом. Лучи закатного солнца пробиваются сквозь заколоченные окна, и от них картина, которая предстала моим глазам, становится только более зловещей.
Передо мной стоят четыре огромные ванны, до краев наполненные раствором, запах которого я услышал с улицы. В центре комнаты возвышается крестообразный блок научного вычислителя – вроде тех, что в ОКБ стоят. Мне, впрочем, не до вычислителя. Мой взгляд прикован к ваннам.
В каждой из ванн лежат по два человека с истощенными, как у каналоармейцев, лицами. Не похоже, чтобы кого-то из них еще можно было реанимировать. Сверху ванны прикрыты брезентом, скрывающим тела мертвецов. Видно только, что все они уложены спинами друг к другу; их головы лежат на краях ванн. От этих краев к центру комнаты тянутся длинные, телесного цвета трубки.
– Блять, – только и говорит Зоя.
Она возвращает пистолет в кобуру, и