Роковой подарок жениха. Наталья Солнцева
Выдохшись, расплетал ей косы, приказывал стоять посреди опочивальни нагой, едва прикрытой волосами, а сам ходил кругом со свечой, щупал ее тело, причмокивал…
– Чего дрожишь? – спрашивал. – Думаешь, мало дед твой, Малюта Скуратов[10], девок попортил, мало поизмывался над ими? А сколь кровушки дворянской пролил, не сосчитать! Он забавлялся, а тебе платить… Ты проклята! Все вы, Годуновы, прокляты! Зачем я тебя живой оставил, не догадываешься?
– Ты бес! – захлебывалась слезами Ксения. – Бес!
Дмитрий не отпирался, злорадно посмеивался.
– А ты, дьяволица, разжигаешь меня… Из-за твоей красоты я к невесте своей остыл, к ясновельможной панне Марине[11].
Больно охоч до женского полу оказался самозванец: приводили к нему и молодых боярских жен, и дочерей, и даже монахинь… Натешившись с ними вдоволь, он неизменно возвращался к Борисовой дочери.
– Присушила ты меня, приворожила, – шептал. – Чертовка! Изголодался я по твоей белой коже, по твоим жарким губам…
Рвал в нетерпении ее вышитую сорочку, наваливался своим коротким тяжелым телом, часто дышал в лицо, обдавая запахом яблочного вина, с животным наслаждением вгрызался в ее плоть… Казалось, не человек он вовсе – демон похотливый, жадный до удовольствий, с силою зверя, со страшным бесцветным взглядом. От этого взгляда Ксения цепенела, теряла всякую волю к сопротивлению, позволяла творить над собою поругание и срам, коих не представлялось ей в самом кошмарном сне…
Очнувшись от наваждения, она не могла понять, как до сих пор не умерла, как продолжает терпеть унижения и позор, подвергая себя насилию ненавистного тирана. Молиться Ксения не могла – уста ее сковывались, а по телу разливалась невыносимая боль. Предоставленная сама себе в запертых снаружи покоях, она бродила от стены к стене, ощущая всю бездну своего падения и взывая о спасении к покинувшему ее жениху. Но тот ее не слышал…
В конце лета, измучив Ксению своей ненасытной страстью, Дмитрий вдруг предложил:
– Хочешь, отпущу тебя, красавица? Денег дам, карету, коней резвых…
– Не верю…
– Опять правы люди, – заложив руки за спину, заявил новый «государь». – Умна ты больно, отроковицей еще славилась «чудным домышлением». Так просто не отпущу. Выкуп потребую. Отдай мне то, что оставил датский принц Иоанн…
Ксения отшатнулась, побледнела.
– Не знаю, об чем говоришь…
– Трепыхнулось сердечко? – ухмыльнулся расстрига. – Ты мне не лги, голубица! Не то перышки вмиг ощипаю!
– Ничего не знаю, – уперлась Ксения.
Круглое лицо самозванца со вздернутым носом побагровело от ярости, но он сдержался, сжал пальцы в кулаки.
– Врешь! Себе надумала дорожку к трону проторить. А нету в тебе истинно царской крови! Ни капельки! Отец твой, Борис, из простых опричников вышел, конюшим[12] служил моему батюшке Иоанну Грозному. Едино по слабоумию братца Федора
Малюта Скуратов – прозвище Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, приближенного Ивана Грозного. Был главой опричного террора, участвовал во многих убийствах и казнях, отличался крайней жестокостью. Борис Годунов женился на его дочери.
Марина Мнишек – дочь польского магната, на которой Лжедмитрий обещал жениться и сделать русской царицей в обмен на военную и денежную помощь поляков.
Конюший – лицо при царском дворе, ведающее конюшенным приказом.