Отправляемся в полдень. Яся Белая
вздрагивает всей громадной тушей и бормочет у меня в голове:
– Не может быть! – и растрачивает всё своё пугающее величие, потому что дальше уже быстро и очень волнуясь: – Двоедушцы корыстны и злы. Они вопят и просят за себя. Мерзкие, уродливые создания, сожранные тьмой. Отродья, место которым в Бездне. Но… ты… двоедушица… не боишься смерти, меня и молишь за других? Такое могут только светлые по рождению. Лишь им достаёт благородства защитить слабого. А это значит… Позволь …
Возле моей руки оказывается полупрозрачная тварь, похожая на комара, но размером с морскую свинку. Бронзовый, весь из винтиков, болтиков и скрепок. Лапки-проволочки. Туловище – небольшой резервуар с крохотным люком наверху. Тоненький хоботок впивается в палец. И я заворожено наблюдаю, как в нутро механического насекомого затекает моя кровь.
Комар отваливается и ползёт к дракону.
И по ту сторону разделяющей стены, над столом, возникает и светится панель с кнопками и клавиатурой. (Ух ты, сенсорная!) Справа от меня на столе за стеной – круг, разделённый на пять секторов. Туда садиться комар, выпускает кровь, как из шланга.
Стекло, разделяющее нас, мерцает, как экран.
В углу, сменяя друг друга, мелькают лица, а рядом – течёт бирюзовый текст: инспектор ищет какие-то соответствия по крови. Что-то вроде анализа ДНК.
Поиск останавливается, и передо мной гордое, красивое лицо мужчины средних лет. О таких говорят породистый. И безошибочно определяют социальный статус – аристократ.
– Герцог Дьюилли?! – ошарашено говорит дракон. – Значит, вы (и куда только девалось пренебрежительное «ты»?) его похищенная дочь и мо…
Слова обрываются, вижу, как грудь змея высоко вздымается, слышу гулкое биенье драконьего сердца.
Но мои мысли о другом. Нашёлся! Отец! Так похожий на моего. Вот бы увидеться с ним! Только бы раз! Он бы спас меня от всех драконов и бездн.
Инспектор же явно в смятении. Ходит туда-сюда, бьёт хвостом, ноздрями дрожит. В глазах, которые зеркало души, полыхает ад.
– Леди Дьюилли – двоедушица? Что теперь делать? Светлая по рождению не может пасть!
Даже жалко его. Не привык, должно быть, когда что-то идёт в разрез с предписаниями?
– Ну вы ведь можете никому не говорить про меня? – подсказываю и тут же жалею, потому что он пристально уставляется на меня, прожигает насквозь.
И уже не в голове, а сверху, оглушая, льются слова – непреклонные, строгие, страшные:
– Что же ты колеблешься, ангел? Лишь душа, тронутая тьмой, может подбивать ко лжи! Двоедушцам полагается Бездна. Так изыйди же в неё, мерзкая грешница!
Зажимы на запястьях отщёлкиваются, стул отползает, будто живой. Пол разверзается, срываюсь.
– Девочки! Вы обещали!
И последнее, что вижу: полные ужаса глаза дракона.
Доска, за которую ухватилась, начинает трястись. И ненасытная пасть Бездны клацает челюстями над моей головой. Лечу туда, где ворчит и плещется прожорливое нутро абсолютной тьмы.
Папочка! Люблю тебя! Прощай…
***
…и