Путь души. Игорь Сульг
не сейчас. Гласи свой приговор!
Я все стерплю!
Всю боль! Душа привыкла к боли,
И сердце закалилось на беде…
Как жаль, что поздно встретились с тобою,
Что раньше, жаль, не знал я о тебе.
«Мнилось мне: когда-нибудь…»
Мнилось мне: когда-нибудь
Чувства позабудут
Для чего и почему
Были нужны людям.
Соберут промеж себя
Суд сурово-чинный
И присудят: «Нет добра —
Значит, нет причины
Бескорыстно нам служить
Горе-человекам».
Хлопнут дверью и уйдут
Побродить по свету.
Обеднеет люд без чувств,
Сотворят кошмары,
И покроет землю хруст
От безумной свары.
От картины страшной той
Дрожь прошлась по жиле…
Пусть я с чувствами – живой,
Чем без них – в могиле.
Любовь – это костер
Я в зимний день разжег костер
И грелся у костра.
С продрогших губ слетали в бор
Озябшие слова.
Покрыты инеем, как мхом,
Они вставали в ряд…
И только знал охрипший стон
О чем они кричат.
Как, надрывая душу мне,
Морозили слова…
Но грел костер, как гимн тебе,
Хоть он сгорел дотла.
«Я видел ангела с душою проститутки…»
Я видел ангела с душою проститутки
Иль черта в саже с ангельской душой…
Ты приговор мне зачитала в те минуты,
Что любишь, но уходишь не со мной.
И мир погас, погасли звезды в небе,
Сквозь слезы опрокинулась луна.
«Как ты не умер? – удивлялось сердце. —
Во мне осталась только пустота!»
Мне пустоту заполнить было нечем,
Я провалился, словно в забытье.
И лишь сигналы посылал о встрече
Мой воспаленный разум за окно.
Сигнал дошел, и даже не за сутки!
Ты позвала, и я был снова твой…
Исчез тот ангел с взглядом проститутки,
Остался черт, но с ангельской душой.
«Небо опрокинулось в кручину…»
Небо опрокинулось в кручину —
Мрачные нависли облака.
И с дождем намыло ностальгию —
Вспомнились опять твои глаза.
Музыка звучала, как стонала,
Песня «Плот» – одна сплошная боль.
И щека, покрытая слезами,
Красным полыхала, как огонь.
«Мой одинокий голос глух, почти не слышен…»
Мой одинокий голос глух, почти не слышен,
Чеканить шаг не будут робкие слова.
Но наказание, ниспосланное свыше,
Вновь предъявлять мне вздумало права.
Его приход немой, увенчанный страданьем,
Глазницей божества воззрилось на грехи,
И словно взором я раздетый, в оправданье
Шепчу ему: «Прости меня, прости!
Прости