Жернова. 1918-1953. Книга восьмая. Вторжение. Виктор Мануйлов
нервишки у немцев оказались не очень-то. У япошек нервишки были покрепче. Или гонору побольше? Черт его знает!
Дмитриев бросает машину вверх, делает «мертвую петлю» и несколько бочек, чтобы встряхнуться, лучше прочувствовать машину, и уже с высоты снова идет на «юнкерсы». Только теперь уже с хвоста… А где же «мессеры»? Дмитриев вертит головой, выворачивает ее так и эдак: истребители сопровождения как в воду канули. Это плохо. Охотник сам может оказаться дичью…
Ага, вот они!
Дмитриев увидел не сами немецкие самолеты, а их тени, стремительно бегущие по земле. Поднял глаза – «мессеры»! Идут в лоб. Прекрасно. Сейчас он угостит их почти тем же приемом, каким его самого только что угостили «юнкерсы». «Раз, два, три, че-ты-ре, пя-ять», – считает Дмитриев и резко сбрасывает газ – самолет проваливается, словно из-под него выдернули опору, – и «мессера» проносятся мимо. Он даже успевает заметить, как пульсируют огоньки их пулеметов. Шиш вам с маслом!
Сейчас ему не до «мессеров». Главное – «юнкерсы». Дмитриев «садится» на хвост одному из них, ловит в прицел прозрачную башенку стрелка-радиста, дает короткую очередь. Видит, как разлетаются в стороны серебристые мотыльки осколков стекла, как проваливается куда-то черная фигурка стрелка. Потом, экономя патроны, подходит почти вплотную и бьет по кабине летчика. И резко отворачивает в сторону. «Юнкерсы», кидая бомбы куда попало, бегут врассыпную. Его «юнкерс» клюет носом и срывается в штопор. Теперь можно схлестнуться и с «мессерами». Но тех нигде не видно. Дмитриев бросает взгляд на прибор, показывающий расход топлива, и удивляется: только что взлетел, а бензина едва-едва на посадку. Теперь понятно, почему нет и «мессеров» – они лапотнули на свой аэродром.
Дмитриев закладывает крутой вираж и идет на посадку. Над аэродромом чисто. Значит, он свою задачу выполнил – дал своим товарищам передышку. Теперь бы смотаться во Львов и разогнать там всю эту сволочь, чтобы женщины смогли спокойно выйти из города. Дмитриев доволен собой и верит, что с ним ничего не случится. Его уже много раз сегодня могли убить: разбомбить в гостинице, пристрелить по дороге, сбить в воздухе. А он цел. Значит, не отлита еще та пуля, которая ему предназначена. И он почти счастлив. Он даже пробует напевать арию из оперетты – очень легкомысленную и пошлую арию, слышанную им по радио.
Навстречу ему с аэродрома выносятся два наших истребителя: И-16 и Як. Странная парочка – гусь да гагарочка. Значит, это все, что осталось от его полка? Может, в одном из них Лешка Михайлов?
Дмитриев качнул крыльями, но они не заметили, уходя в сторону Львова.
Старшего лейтенанта Василия Дмитриева сбили на четвертом вылете. Вернее, на взлете. Он даже не успел убрать шасси. Пара «мессеров», почти задевая брюхом верхушки деревьев, выскочила из засады, настигла его и походя расстреляла в упор. Изрешеченный пулями, но еще живой, Дмитриев успел нажать на гашетку, когда перед ним, в застилаемой смертным туманом голубизне, возникли вытянутые крестообразные