Архив. Виктория Шваб
время я искренне радуюсь, что Коронадо такой старый. Сейчас мне очень пригодится вторая дверь. Старательно изображая девчонку-которая-сбегает-из-дома, я, гордо задрав подбородок, шествую через холл к северной лестнице (если бы я пошла по южной, это выглядело бы подозрительно). Черные брюки и водолазка плохо сочетаются с этим образом, но тут уж ничего не поделаешь.
Парень не открывает глаз, но его улыбка делается еще шире, когда я прохожу мимо. Удивившись, я спускаюсь по лестнице. Она ведет с третьего этажа на второй, где упирается в площадку парадной лестницы, каскадом спускающейся в вестибюль. Ступени устилает бордовый ковер, похожий на язык гигантского животного. Из-под моих ног взлетают облачка пыли.
Верхний свет потушили, и в загадочном полумраке кажется, будто в зале под лестницей мелькают тени. Вывеска на противоположной стене выцветшим курсивом шепчет «КАФЕ». Нахмурившись, я сосредотачиваюсь на том участке стены над лестничным пролетом, где, как мне показалось, видела трещину. Теперь этот фрагмент обоев таится в темноте между двумя островками света от настенных ламп. Я шагаю ближе и провожу пальцами по узору из геральдических лилий. Нашла.
Я кладу кольцо в карман и выуживаю из-за пазухи ключ деда. Свободной рукой нащупываю замочную скважину, вставляю в нее ключ и поворачиваю его. Спустя мгновение после металлического щелчка контуры двери проступают в виде тоненькой полоски света.
Коридоры вздыхают, когда я шагаю в их полумрак. Серый воздух и слабый шепоток, такой далекий, что превратился в едва различимые звуки. Я шагаю вперед, держа в руке ключ, и отыскиваю помеченные двери: белый заштрихованный круг, обозначающий Возврат, а справа от него – пустой кружок, помечающий Архив.
Я останавливаюсь, собираюсь с силами, и шагаю во вторую дверь.
В тот день, когда я стала Хранителем, ты держал меня за руку.
Прежде ты никогда не держал меня за руку. Ты избегаешь любого соприкосновения, и я уже начинаю понимать почему. Но в тот день, когда ты берешь меня с собой в Архив, ты крепко сжимаешь своими иссохшими пальцами мою ладонь и ведешь меня. Мы не надели колец, и я уже предвкушаю, что меня захлестнет волна твоих эмоций и мыслей, но я не чувствую ничего – только тепло твоего прикосновения. Я думаю, почему так получается: из-за того, что ты умираешь, или ты научился мастерски отгораживаться от окружающего мира? Мне никогда не освоить эту способность. Что бы ни было тому причиной, я чувствую только твою хватку, и я этому рада.
Мы входим в первый зал: просторное место с округлыми стенами, отделанными темным деревом и светлым камнем. Ты говоришь, что это приемная. Я не вижу ламп или люстр, но здесь очень светло. Дверь, через которую мы вошли, отсюда кажется больше, чем со стороны Коридоров, и уже старой, поизносившейся.
Над дверью в Архив притолока отделана светлым камнем. На нем вырезана надпись: SERVAMUS MEMORIAM. Я пока не знаю, что это значит. Три вертикальные линии – символ Архива – выбиты между словами, а под ними выстроился ряд римских цифр. В дальнем конце зала за большим столом сидит женщина.