Загадка тайного послания. Михаил Курсеев
подозрительно – фыркнул под конец.
– И что в нем подозрительного?
– У него был странный, чудаковатый вид.
– Наверное, то же самое он мог бы сказать и о тебе.
Мортон вернулся к столу. Фрэнк последовал за ним.
– Ну, раз уж я так далеко забрался, то мог бы забрать вашу одежду. Заметив ничего не выражающий взгляд Мортона, он добавил, – чтобы ее проветрить. Шесть месяцев в платяном шкафу. Позволите?
– Поторопись, я работаю – ответил Мортон, и снова начал рыться в ящиках, которые уже просмотрел.
– Может, он и дурачил меня.
Фрэнк нагрузил себя шерстяными костюмами. И, уже выходя, сказал:
– Этот тип – плохой актёр, уж поверьте мне. Они знают, что вы вернулись, полковник.
– Кто, они?
– Ваши враги.
Мортон надел старую рубашку и откровенно мешковатые вельветовые брюки, запихнул ступни в кожаные тапочки, и поднялся на один пролёт выше на мансарду. Может, там оставил набросок? Необработанное дерево пахло так же, как и шесть месяцев назад – пылью, сухостью, смолой. Его хитрые приспособления для упражнений, похоже, тоже выглядели по-прежнему, как и гири. Полицейские кольты, закрытые в оружейные ящички, были спрятаны под массивным гребным тренажёром. Однако, старого кольта морской модели, который был с ним со времён Гражданской войны, на месте не оказалось; как и его романа, и дерринджера[12] Ремингтон, которые не вернулись из Трансильвании. Черновика тоже не было видно. Мортон поднял стофунтовую гирю и понял, что ослаб в тюрьме. Сев в гребной тренажёр, он посмотрел вверх на застеклённую крышу, чтобы убедиться, что никто не пытался проникнуть через неё. Закончив проверку своей территории, как собака, описывающая углы, вернулся вниз.
Потом он снова сел, пытаясь собраться и вспомнить, слово за словом, тот роман, который румыны сочли слишком опасным, чтобы вернуть его.
Глава 2
Черновика нигде в доме не было. И все-таки роман в основном сохранился у него в памяти, это всё ещё был его роман, если уж он так торопился перенести его на бумагу. Он уже встречался с этим феноменом раньше, когда он потерял страницу или две какой-то вещи и был вынужден заново переписывать их, а когда он потом нашёл оригинал и сравнил их, то обнаружил, что второй вариант почти в точности воспроизводил первый. Процесс написания – это было сосредоточение, концентрация мысли и размышлений и то, что требовало усилий, оставалось у него в голове. Теперь вытаскивание этого оттуда, изложение его на бумаге стёрло всё остальное – Таис Мельбур, миниатюру Грейгарс, некого, кто, возможно, следил за ними из дома позади. Хотя эта идея Фрэнка была несколько надумана, она всё равно была оскорбительна: ему очень не нравилось, когда за ним следят. Его раздражало даже то, что кто-то читает через его плечо.
В два часа он отложил ручку и потёр глаза. Левое болезненно жгло. Он подумал, что, вероятно, скоро ему потребуются очки. На расстоянии он видел хорошо – он по-прежнему мог попасть в изображение пиковой масти на тузе с двадцати ярдов, что он и доказал скептически настроенному начальнику
Дерринджер – короткоствольный крупнокалиберный пистолет модели оружейных мастеров, отца и сына, Ремингтон