Королевский туман. Татьяна Белоусова-Ротштеин
явно благородного происхождения. Но благородство это выглядело как приговоренное: угольно-черные волосы за день растрепались и пропитались городским смогом. Вокруг глаз – темные круги, лицо – цвета того же тумана. Впрочем, последнее – отличительная черта почти всех жителей столицы Атлантийской Империи.
Джеймс достал из картонной коробочки пузырек темного стекла и маленький стаканчик. Открыл пузырек, начал отсчитывать капли. Одна, две, три… Вид мерно падающих капель болезненно завораживал.
Говорят, капля камень точит. Четыре, пять… Когда-то его не приняли в Адмиралтейское морское училище из-за слабого здоровья. Пришлось учиться в Университете у Адамаса. Нельзя сказать, что это большой урон для репутации молодого лорда, скорее, наоборот, но… Шесть, семь…
– Сэр? – Огденс деликатно заглянул в дверь. – Вы просили пригласить юную леди.
– А? – Джеймс понял, что сбился со счета. – Да, приведите её.
Что толку откладывать неприятный разговор? Наоборот, следует поспешить. Наверное, следует.
Едва Джеймс успел убрать в коробочку пузырек и стаканчик с не выпитыми каплями, Огденс открыл дверь шире, и в кабинет вошла дикарка.
Он видел ее несколько раз у Кинзмана, она помогала в магазине. Джеймс тогда старался не обращать на неё внимание, мало ли кто что привозит себе из колоний… Меньше всего он хотел бы обсуждать со старым антикваром нечто подобное.
– Ты понимаешь атлантийский язык? – спросил он, позволив девушке подойти ближе к столу.
– Да, я уже вполне его освоила. Я давно в стране сахибов. И я училась еще в школе в Тэли.
Лорд, не сдержавшись, поморщился. Хиндийский акцент заставлял знакомые слова звучать странно, чуждо, как с изнанки. Однажды он уже такое слушал. И вот опять, даже голос как будто тот же самый!
– Как давно? – уточнил Джеймс то, что его сейчас интересовало меньше всего.
– Полгода, две недели и шесть дней.
Джеймс впился в неё взглядом, словно надеясь прочитать все ответы у девчонки на лбу. Очень смуглая кожа, темные волосы, темные глаза. Простое суконное платье, какие носят жительницы Лондониума низших классов, смотрелось на её теле нелепо, словно на статуе языческой богини. Только она была не статуя.
В Хиндии Джеймс был лишь однажды. Когда ему исполнилось десять лет, отец, генерал-губернатор герцог Мальборо, взял его и леди Мальборо с собой. Так случилось, что их приезд совпал с восстанием сипаев.
– Что случилось с Кинзманом? – прямо спросил он, усилием воли разжав кулаки.
– На нас напали! – вскинулась она и затараторила: – ворвались в лавку, их было человек десять или даже дважды по десять! Я и Кинзман-сахиб заперлись на втором этаже, а те внизу громили всё и кричали страшные слова, словно демоны! – её собственные слова стали совсем непохожи на нормальный атлантийский.
– Помедленнее, – перебил Джеймс, – что за люди, что они кричали?
– Я не знаю, – она по-детски мотнула