Лихорадка. Александра Давыдова
кто-то может искать смысл и единственное счастье в жизни. А ведь по речам Весновского никак невозможно судить о том, сохранилось ли в нем хоть один не погубленный клочок бессмертной души: он искренне убежден, что люди из-под ланцета у нас выходят счастливее и лучше, чем допрежь.
Слышал бы он полицмейстера, у которого обычные граждане вдруг стали убивать закоренелых преступников прямо на месте совершения злодеяния… и как убивать!
Если же он влюблен, что ж – возможно, все его глупости происходят от желания мир перевернуть ради Лизы Калитиной? Надеюсь, что так.
Я столь рад, что даже посвятил ей стихи. Потом сжег, перед тем как идти на сегодняшнюю утреннюю трансплантацию: глупая штука получилась, старомодная ода в совершенно державинском духе.
Весновский говорил, что Чрезвычайная Военно-медицинская коллегия скоро доставит сюда совершенно особый груз, который придаст нашей работе идеальной завершенности. А то мы не знаем, как долго раскачиваются жернова машины державной.
Черт возьми, не могу дождаться вечера, чтобы принять, наконец, ванную и отправиться с визитом к родителям Лизы. Человеческая жизнь, живые лица, настоящие люди – и та, кого смог полюбить Безумный Гений. Интересно…»
***
Яблоки в саду будто наливались теплым солнцем, копили его тяжелую осеннюю сладость. С луга тянуло скошенным сеном, в окрестных садах жгли листья, а утром по росе расползалась паутина изморози. Воздух стал по-особому, до звона прозрачен, над дорожками сада степенно проплывали серебряные паутинки. Лиза тенью бродила по дому за отцом и то и дело замирала в соседней комнате, до боли вцепившись в дверной косяк; сердце ее приплясывало около горла, трепыхалось, в ушах тяжело стучала кровь, мешала вслушиваться в разговоры домашних… И после каждой подслушанной беседы в груди Лизы разливалось тепло, становилось спокойно и радостно. До следующего дня, когда она просыпалась с одной лишь мыслью: вдруг все же решит уехать в город?
Каляевы отбыли после первых заморозков, Федор Петрович каждый раз, заглядывая на чай, басовито интересовался: «Не надумали еще переезжать?» Но отец отнекивался. Лиза точно не знала, в чем дело, но что-то неладно шло в Петербурге – должно быть, ремонт квартиры растянулся надолго, и потому решено было пока не возвращаться.
– Тем более, – приговаривал отец, – Лизавета перенесла болезнь. Лишний раз трястись в поезде, дышать гарью, как бы это не повредило! А в городе что? Туман, копоть, сквозняки. Здесь же воздух чистейший, и дом утеплить – усилий с гулькин нос требуется.
После того, как отец утвердился в необходимости зимовки на даче, Лиза и начала ходить за ним следом, подслушивать распоряжения для слуг – рамы заделать паклей, дымоход укрепить – и не верила собственному счастью.
Ее не увезут в город.
Она снова увидит Игната.
Первый раз, когда они с отцом проводили Весновского до больницы, и щуплый ассистент выскочил на крыльцо им навстречу, он показался ей всего-то