Свой среди чужих или гауптман с Олерона II. Владимир Германович Корешков
весь полет, как одержимый, требовал номер моего голографона.
«Ложь», – подумал я, ничего такого я не требовал, видит бог, даже не просил. Но, понимая, что весь спектакль предназначался для ушей и глаз Вирджинии, мол, смотри, подруга, и завидуй, какого я офицерика заарканила, вслух сказал:
– Ах да, да.
Не знаю, что уж такого поведала ей обо мне Анна Мари, но по завистливо восхищенному взгляду зеленых глаз Вирджинии, я понял, что она очень не против была бы оказаться на месте подруги. Выдав мне номер своего голографона, она еще раз страстно, со стоном, чтобы я не забыл, как нам было хорошо, поцеловала меня и с видом царицы Клеопатры благосклонно отпустила, разрешив мне проследовать на таможню. На прощание, сжав кулак, оттопырив наманикюренные большой палец и мизинец, соорудив из кулака подобие телефонной трубки, прижала руку к уху и прошептала одними губами:
– Позвони мне, я жду.
Я, как ишак, мотнув головой, мол, обязательно, поплелся на таможню.
Узкий тоннель, белые пол, потолок и стены которого буквально до каждого сантиметра были испещрены рекламой колы, гамбургеров, сосисок, клиники СОМНО и прочего, заканчивался тремя стальными дверьми, надписи над которыми гласили – первая справа «Для постоянных жителей лунной базы», средняя дверь «Для лиц, прибывших на лечение», и над третьей горела вывеска: «Для обслуживающего персонала». Надо было подойти к нужной двери, сунуть руку с чипом в окошечко, таможенный автомат считает и уточнит в картотеке твои личные данные: на каком основании и для каких целей ты прибыл на СТК 3 и есть ли у тебя допуск. Если все в порядке, то дверь открывается, и ты попадаешь в зал получения багажа, где можно забрать свой уже досмотренный багаж.
Из зала для получения багажа один из трех эскалаторов поднимает тебя наверх, в просторный светлый зал прилета и отлета с кучей кафешек и магазинчиков. Некоторые кафешки расположены так, что ты можешь, уютно расположившись в кресле, попивая кофеек, как в аквариуме за прозрачными стеклами, наблюдать за мертвым лунным пейзажем или за прибытием и отбытием шаттлов, космических яхт, глазеть на темный лунный небосвод, на котором в оправе бриллиантовой россыпи звезд выделяется ярким, чуть голубым пятном почему-то слегка приплюснутый сверху эллипсоид Земли. Красота!
Я невольно залюбовался этим зрелищем, как услышал рядом с собой вежливое покашливание.
– Кхе-кхе, герр Ковалефф?
Я отвлекся от созерцания прекрасного. Сзади меня стоял хмурый субъект – ниже меня ростом, с ничем не примечательной внешностью, и одет он был как-то серо, незапоминающе. Мимо таких людей обычно проходишь, никак не выделяя их из общей массы, вот только глаза – острые, цепкие, как сканер.
– А кому это интересно? – также вежливо в тон ему поинтересовался я.
– Меня зовут Петер Холечек, старший санитар клиники СОМНО, – представился он, продолжая меня внимательно изучать.
– А что,