Возвращение долга. Страницы воспоминаний. Илья Штемлер
представился. Естественно, мое имя ни о чем им не говорило, но они закивали: «Как же, как же. Слышали».
«Врут, – подумал я. – Кто меня знает, кроме родственников, приятелей и участкового? Врут».
– Вас нахваливал Виктор Григорьевич Чехов, – сказал Адамов. – Мы и предложили нас поселить вместе. А то подошлют какого-нибудь графомана, да еще храпящего. Как у вас жизнь в Сталинграде?
– Да какая жизнь после битвы? Царство теней, – пробормотал я, радуясь покровительству Чехова и соображая, как отблагодарить своих соседей за дружеское расположение. Похвалить их книги? «Дело пестрых» я читал, но подзабыл. Вообще я не поклонник детективного жанра. Первое и главное – интрига должна строиться на психологии героев, а в большинстве наших детективов она строится на сюжете. И еще. Излишняя идеологизированность советских детективов, как правило, предвосхищает развитие сюжета и его финал. А это гибель жанра, вся суть которого в загадке.
– Кстати, вы не храпите? – деловито поинтересовался Юрий Яковлев.
Я пожал плечами. Чем-то он мне не понравился. То ли интонацией высокомерной, то ли тем, как плотоядно шевелились его полные сытые губы, пережевывая бутерброд. И я ему не пришелся. Я чувствую, когда не нравлюсь, угадываю почти безошибочно.
– Кто занимает четвертую кровать? – Я подавил раздражение.
– Должен был быть Рощин… Михаил Рощин, – ответил Адамов. – Но, думаю, из-за этой страшной истории кровать останется свободной.
И я узнал, что жена Михаила Рощина, журналистка Наталья Лаврентьева, накануне разбилась здесь, в Волжском. Спешила на мотоцикле по заданию редакции, и мотоцикл врезался в бетонную тумбу… Мы помянули ее, выпили, не чокаясь. Пили еще, уже чокаясь.
Я сбегал, купил еще водки, какую-то закуску. Долго мы сидели в тот вечер. Впервые в жизни я оказался в компании настоящих печатающихся писателей. Оба они были старше меня более чем на десять лет, и это мне льстило. Даже неприязнь к детскому писателю прошла. Временами, трезвея, я вслушивался в дивные слова: «Литфонд», «Дом творчества», «издательство», «гонорар» – и сожалел, что меня не видят друзья в компании таких знаменитостей…
Назавтра проснулся в полной тишине. «Коллег» сдуло. И чемоданов их не было. Лишь на столе теснился развал из перепачканных тарелок и стаканов. Я взглянул на часы. Давно «просвистело» время моего выступления на ГРЭС, за окном смеркалось. «Черти, – подумал я. – Могли бы и разбудить. Я бы непременно разбудил… А еще клялись в любви».
Собрав чемодан, я отправился на автобусную станцию.
С Адамовым я больше не встречался. Яковлева видел иногда в Доме творчества, но мы оба почему-то делали вид, что не знакомы. А с Рощиным мои пути в дальнейшем пересекались, и не раз. Познакомились мы в театре на Малой Бронной. Я в этот театр был вхож: тогда там шла инсценировка моего романа «Гроссмейстерский балл» и репетировалась другая инсценировка по роману «Уйти, чтобы остаться». Я приехал в Москву по