Опыт борьбы с удушьем. Алиса Бяльская
машине, и они поехали не на Арбат, как обычно, а на Фили. Ехали долго. Когда вошли в новое жилье, то поняли, что им достались две комнаты в трехкомнатной квартире с соседями. Настроение у мамы было ужасное: другие, переехавшие из их дома на Арбате, получили отдельные двухкомнатные квартиры…
Женя вышла на балкон и увидела болото, за которым открывался вид на проселочную дорогу в деревню Мазилово.
– Ой, болото! – обрадовалась Женя.
– Это не болото, это пруд. По-моему, очень красивый. Лиза, ну посмотри сама. – Папа пытался изобразить энтузиазм.
– Если это пруд, то почему лягушки квакают? – спросила Елизавета Львовна. – Конечно, Женя права – это болото.
– Я не слышу никаких лягушек, – упрямо покачал головой отец. – Это тебе кажется. А вот там, налево от деревни, дача Сталина. Я вас туда как-нибудь отведу.
Мама, поморщившись как от зубной боли, отвернулась и закурила.
Елизавета Львовна не была похожа на других мам. Она всегда носила красивые платья, которые шила или подгоняла по ее стройной фигуре свекровь, обшивавшая всю семью, туфли на невысоком каблучке, красила губы красной помадой, высвечивающей ее голубые глаза, и курила. Мама не прощала людям глупости и была остра на язык, но вступать в конфликты не любила и поддерживала со всеми ровные отношения. Она не выносила бездействия, была все время занята и не терпела лени в других. «Опять бездельничаешь?» – злилась она, увидев Женю на кровати с книжкой в руках. И тотчас давала ей поручение: выбросить мусор, подмести, помыть посуду, позвонить бабушке. А еще лучше, позаниматься на фортепиано. С Женей, поздним ребенком, родившейся, когда Елизавете Львовне было уже сорок лет, она старалась быть построже, боялась избаловать.
Женя, взрослея, все хорошела, и окружающие не давали ей забыть о ее внешности. Когда она еще сидела в коляске, прохожие останавливали Елизавету Львовну и громко восхищались золотыми кудрями девочки, ее голубыми глазами и белой фарфоровой кожей: «Кукла, просто кукла! Ее бы в витрину». В школе Женя вела все вечера и торжественные сборы, ее всегда сажали играть на фортепиано перед разнообразными комиссиями, и она знала, что дело не только в ее музыкальных способностях. Просто она очень хорошо смотрелась за инструментом в белом платье, с рассыпанными по плечам золотыми волосами. Хуже всех был папа. Иногда он подолгу заглядывался на Женю: «До чего же хороша! – говорил он и украдкой утирал слезу. – Ангел!»
– Да что же ты такое говоришь, Сема?! – сердилась Елизавета Львовна. – Ты знаешь, куда ангелы в конце концов попадают? Нет, плохая, плохая! Женя, иди вынеси ведро!
Женя провела счастливые годы на Филях. Пруд очистили, насыпали песчаные берега, и девочки бегали туда летом купаться. Во дворе построили новые дома, и они закрыли вид на деревню Мазилово.
Папа так и не отвел их с Таней посмотреть на дачу Сталина, у него не было времени. «БМВ» за ним больше не присылали, он добирался до работы два часа своим ходом. На новом месте ему нравилось, его любили, и в конце концов он опять стал главным инженером.