Траектории СПИДа, или Трагические страницы жизни Настеньки. Евгений Бузни
только подумать: «Вот тебе и любовь с первого взгляда. Дурёха». Но это только мелькнуло. Остальные мысли были не о том. И не сумев до конца справиться с дыханием, она выдохнула слова:
– Ты что сейчас сказал?
– Кому, тебе? – изумился Вадим?
– Нет, ему.
Настенька хотела произнести «моему дедушке» и не смогла, прерванная глубоким вздохом, поэтому лишь подняла левую руку, показывая.
Вадим проследил за направлением руки и, удивившись ещё больше, выровнялся из своей театральной позы и небрежно протянул:
– Дворня-а-ге?
Удар маленькой ладошки поймал поворачивающееся лицо, развернув его с силой в другую сторону. Не смотря на её невысокий рост, Настенька была одной из лучших волейболисток школы и что-что, а удар правой по мячу при подаче был отработан.
Для всех и даже для самой Настеньки пощёчина оказалась неожиданностью, и первые секунды Вадим, Настенька и те, кто стоял вокруг, замерли в оцепенении.
– Ты что, рехнулась? – наконец, пробормотал Вадим. Хмель от выпитых нескольких рюмок коньяка внезапно прошёл. Щека горела, как обожжённая только что утюгом. – Это же шутка. Дверь закрывает, вот и называется дворняга.
Раз! И ещё одну пощёчину, теперь уже левой рукой так же мастерски влепила Настенька. Но ей сейчас было не до мастерства. Всё завертелось и расплывалось перед глазами в бешеной ярости. Голова раскалывалась от гнева. Грудь, накачиваемая изнутри частыми сильными рывками невидимого насоса, казалось, готова была разорваться от напряжения, обиды, боли, и она выплёскивала их, крича в лицо ненавистному человеку:
– Не смей оскорблять моего дедушку. Он не дворняга. Он самый добрый, самый хороший, он человек, а ты щенок паршивый. Мой дед воевал на фронте. У него орденов и медалей больше, чем тебе лет. Подлец ты несчастный. Назвать так моего любимого дедика, – и она разрыдалась, всё же не выдержав, не устояв против закипевших слёз. Она была женщина.
А их уже разнимали. Первым обхватил свою внучку швейцар.
Распрямившийся, широкий, крепкий, становящийся всё сильнее с каждым словом внучки, он стеной вырос на пути её несчастья и, прижав к себе совсем ещё девчоночью голову, осторожно повлёк девушку в сторону, приговаривая:
Ну, будет, малышка, будет. Поволновалась и будет. Знаешь сколько грубых людей на свете? Если за каждого переживать, жизни не хватит.
Настенька, уткнувшись по привычке лицом в бороду, говорила почти шёпотом:
– Деда, разве ты за таких воевал? Разве за это?
Получив вторую пощёчину, Вадим взревел, можно сказать, и от боли и от невероятной злобы, рванувшейся изнутри. До него не сразу дошло, что сказала Настенька, и он закричал:
– Меня бить? Меня-а-а? Да за всю жизнь ни единым пальцем
никто не тронул, а тут какая-то…
Его держали под руки двое дюжих парней, молча, спокойно, крепко. Они вышли из зала почти сразу за Вадимом и стояли незаметно, оба в серых