Как ты смеешь. Меган Эббот
мол, было совсем скучно. Она брызжет ядом, а это всегда плохой знак.
– Сидит там в своем шезлонге, как на троне, – сипит она, охрипнув после вчерашнего. – Не понравилось мне там. И не нравится, как она себя ведет.
Голос у нее срывается, и я не понимаю – то ли она все еще пьяна, то ли я.
– Восседает выше всех, – фыркает она, – а вы коровьими глазами на нее уставились, как школьницы влюбленные.
Но мы и есть школьницы, думаю я.
– Ты всегда попадалась на такие уловки, Эдди, – замечает она. – Как прошлым летом.
Не хочу я, чтобы она снова вспоминала прошлое лето и нашу ссору в лагере, когда все думали, что мы с ней разругались. Потому что к нашим девчачьим посиделкам у тренера это не имеет никакого отношения.
– Я таких, как она, насквозь вижу, Аделаида.
Бет перепрыгивает через спинку дивана, устраивается рядом, свесив длинные ноги, и я делаю вид, что слушаю ее, но на самом деле не слушаю, потому что не нравятся мне эти нотки в ее голосе.
– Пусть наслаждается, пока может, – бурчит она, зарываясь лицом в подушку, зажатую у меня под мышкой, зарываясь в меня головой. – Через пару лет родит еще одного спиногрыза, и ее разнесет, как на дрожжах. Тогда ей только команду по хоккею на траве тренировать светит, и больше ничего.
Она запускает пальцы мне в волосы, утыкается в меня и в подушку и прячется там.
– И кому она тогда будет нужна? – спрашивает она. И сама отвечает: – Да никому из нас уж точно.
Глава 9
Наступает золотое время, неделя или две, когда Бет, кажется, успокаивается. Счастливые дни. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что они всегда будут такими.
Неделя празднеств в честь бывших выпускников проходит блистательно, безукоризненно.
Почти весь школьный год остальные ученики смотрят на нас, как на покрытые глазурью леденцы, принцесс в коронах, храмовых шлюх, загорелых сучек с белоснежными зубами. Надменных богинь, не желающих якшаться с толпой.
Но нам все равно, ведь мы-то знаем, кто мы такие.
И в праздничную неделю бразды правления переходят к нам.
На собрании перед матчем все видят, насколько мы раскованные, дерзкие и крутые. Все видят, на что мы способны, что мы не бумажные куколки, а наш загар – броня.
Мы бросаем вызов всему, в том числе беспощадно твердому полу из кленовых досок, сколоченному полвека назад; мы возвышаемся над ним на высоте три с половиной метра, и наши тела складываются пополам, сгибаются, описывают дуги и летают в воздухе без страха.
В праздничную неделю даже те, кто питает к нам самую сильную антипатию – готы с разрисованными лицами, крысы-скейтеры, фрики неопределенного пола – с робким изумлением взирают на то, как мы запрыгиваем в висячую пирамиду на школьном дворе. Наши тела – железные спицы громадного чертова колеса.
А во время матча, когда мы катапультируем Тейси в небо, толпа ошалело визжит, кажется, решив, что сейчас она непременно разобьется. Когда же она приземляется,