Юмористические рассказы об актёрах, о любви и глупости. Андрей Эдуардович Кружнов
возникала в курилке или в кулисах, встречалась в коридоре с молодыми артистами и заводила разговоры: о просмотренных фильмах, о прочитанных книжках, о тяжёлом актёрском труде, об удаче, о париках, о наклеенных усах, о старой обуви, о плохой работе буфета и ещё о многих-многих вещах.
Однажды в азарте воспитательной деятельности, разыскивая своих «подшефных», Подрезкина оказалась на театральном чердаке. Молодые актёры показались ей такими несчастными, такими заброшенными, что она решила научить их, как бороться за роль и место под солнцем на примере личного опыта:
– Эта Горчишникова просто зубами вцепилась в роль Капочки! ― сжимала кулачки Подрезкина. ― Ну, думаю, вот тебе! Может быть, у меня больше нормальных ролей до конца жизни не будет. Я прихожу к главрежу в кабинет и ка-а-ак дам по столу кулаком! ― Сонечка рубанула рукой воздух. ― Это что за безобразие, говорю?! Это как же так, говорю?! Вы же губите честные таланты, говорю!..
– Послушайте, ― первым не выдержал Альберт и расплющил дымящийся окурок о стену. ― Я больше не хочу вас слушать. Меня не интересует жизнь травести.
Змей Горыныч в лице трёх девиц привстал с каменного порога и, вращая большими накрашенными глазами, попятился вниз по лестнице, словно боясь удара со спины.
Соня Подрезкина стояла с открытым ртом и удивлёнными глазами. Затем она тихо спустилась в свою гримуборную, заперла дверь на ключ и села за столик. Включила настольные лампы, направив их себе в лицо, будто два прожектора, и уставилась в зеркало, перед которым уже много лет разрисовывала себя то в клоуна, то в зайчика, то бог знает во что… Она просидела так около трёх часов, как мумия, не проронив ни слова и не пошевелившись. Говорят, когда йоги входят в такой транс, они могут предвидеть будущее. Увидела ли Соня Подрезкина своё будущее ― трудно сказать. Но после этого поведение актрисы изменилось, она забросила всю свою «шефскую» работу, редко общалась с артистами, а к главному режиссёру Кусаю Дугуевичу вообще перестала заглядывать в кабинет… Хотя… Старый парикмахер Самсон говорил, что Соня как-то зашла к главрежу, у которого сидела заслуженная актриса Горчишникова и они оба громко смеялись. Что их развеселило, можно только догадываться, но Соня вылетела из кабинета вся красная и ошалевшая, будто бы из чужой спальни. А буквально через несколько дней Змея Горыныча заметили в гримёрке у Елены Горчишниковой, а Владик и Альберт стали вхожи в актёрские пенаты Халкидаева. Мол, они сами просили главрежа «поучиться у мастеров» и «чтобы мэтры взяли над ними шефство», говорили, что Халкидаев посылал ребят за водкой после спектакля, а Горчишникова заставляла Змея Горыныча расточать ей комплименты. Но в театре слишком много сплетен, и трудно понять, где правда, а где злая ложь.
Соня Подрезкина стала более замкнутой, обидчивой и больше уже не просила серьёзных ролей у главного режиссёра. А в театре, провожая взглядом Подрезкину, актёры называли её уже не стервой, а просто истеричкой.