Любовные драмы русских поэтов. Николай Шахмагонов
Николай Павлович, прочитав несколько номеров журнала, пометил на полях, что «низкие и подлые оскорбления обесчестивают не того, к кому относятся, а того, кто их написал».
Государь приказал Бенкендорфу вызвать на беседу в тайную полицию Булгарина и запретить печатать подобные пасквили, а если не поймет, вообще закрыть пасквильную «Пчелу».
Но напрасно государь верил Бенкендорфу. Тот лишь разыгрывал преданность престолу, а на деле был одним из самых лютых врагов Самодержавия, Православия, России и Русского Народа. Русское общество, в значительной степени состоящее из подобных бенкендорфов, было уже серьезно, почти безнадежно больным. Недаром, ощущая это, супруга Николая Павлович Александра Федоровна с горечью писала в одном из писем: «Я чувствую, что все, кто окружают моего мужа, неискренни, и никто не исполняет своего долга ради долга и ради России. Все служат ему из-за карьеры и личной выгоды, и я мучаюсь и плачу целыми днями, так как чувствую, что мой муж очень молод и неопытен, чем все пользуются».
Да и сам государь император Николай Павлович чувствовал это. Недаром он как-то заметил, что «если честный человек честно ведет дело с мошенниками, он всегда остается в дураках».
Клеветнические выпады в его адрес были не менее жестокими и омерзительными, нежели в адрес Пушкина. И в этом царь и поэт были как бы товарищами по несчастью. В письме к цесаревичу от 11 декабря 1827 года, то есть через два года после восшествия на престол, государь признавался: «Никто не чувствует больше, чем я, потребность быть судимым со снисходительностью, но пусть же те, которые меня судят, имеют справедливость принять в соображение необычайный способ, каким я оказался перенесенным с недавно полученного поста дивизионного генерала, на тот пост, который я теперь занимаю».
Пушкин искренне вставал на защиту императора, всегда оставаясь в числе очень и очень немногих его соратников.
Попытка оклеветать Пушкина и посеять раздор между поэтом и государем сорвалась. Ну а поскольку принцип «клевещи, клевещи – что-нибудь да останется», оказался не действенным, «велико»-светская чернь, сплетавшаяся подобно червям в салоне мадам Нессельроде, «австрийского министра Русских иностранных дел», замыслила физическое устранение поэта. Чернь пугало то, что Пушкин все в большей степени становился трибуном «Православия, Самодержавия и Народности».
В.Ф. Иванов писал: «Вдохновители гнусной кампании против Пушкина были граф и графиня Нессельроде, которые были связаны с главным палачом поэта Бенкендорфом. Граф Карл Нессельроде, ближайший и интимнейший друг Геккерна, как известно, гомосексуалиста, был немцем, ненавистником Русских, человеком ограниченного ума, но ловким интриганом, которого в России называли “австрийским министром Русских иностранных дел”… Графиня Нессельроде играла виднейшую роль в свете и при дворе. Она была представительницей космополитического, алигархического ареопага, который свои заседания имел в Сен-Жерменском предместье Парижа,