Меч Вайу. Виталий Гладкий
Лишь изредка среди толпы на берегу мелькали холодной синевой дорогие железные панцири, подпоясанные тонкой металлической лентой-поясом, или посверкивали желтыми искрами добытые в воровских набегах и на полях битв у эллинов бронзовые шлемы, чтобы тут же раствориться в серо-коричневом потоке защитного облачения местного изготовления. Простые, но необычно прочные панцири из толстенной воловьей кожи, панцири из пластин, нарезанных из лошадиных копыт и нашитых на кожу тонкой выделки наподобие змеиной чешуи, старинные панцири из маленьких чешуек полированного рога, прикрепленных к полотняной рубахе с длинными рукавами, напоминающие своим видом оперение птиц, – все это многообразие воинского снаряжения шуршало, звенело, скрипело, заглушая неумолчный шум прибоя и быстрый гортанный говор его владельцев.
Отдельной группкой держались молодые девушки-сарматки, одетые в доспехи, отличающиеся от защитного облачения воинов-мужчин более нарядной отделкой в виде нашитого на одежду бисера и разноцветных бусинок из агата, хрусталя, халцедона и янтаря. Многие на запястьях носили браслеты-обереги из бронзы и меди, изредка – золотые. Длинные волосы воительниц были подобраны, скручены в узел и запрятаны под конусообразные шлемы из многослойной кожи или невысокие яйцеобразные войлочные шапочки, украшенные вышивкой, изображающей солнцеликое божество, которому поклонялось племя роксолан.
Рядом с ними толпились и неженатые юноши племени, бросая пылкие взгляды на своих избранниц, но не решаясь вступить в разговор: суровые амазонки тут же пресекали такие попытки со стороны менее сдержанных мужчин, свято соблюдая закон предков: пока девушка не одержит победу в бою и не украсит скальпом врага уздечку коня, она не имеет права выйти замуж. Только после этого подвига, совершив обряд жертвоприношения солнцеликому божеству, молодая сарматка снимала воинское облачение и уже больше не садилась на коня и не участвовала в походах, становилась рачительной женой, хозяйкой домашнего очага.
На небольшой возвышенности суетились слуги царя, заканчивая последние приготовления к предстоящему пиршеству. Уже закипала вода в котлах, и пастухи пригнали с пастбища лошадиный молодняк, самых жирных баранов и хорошо упитанных бычков, предназначенных к закланию; уже главный виночерпий царя, охрипший от указаний, начал пинками подгонять помощников рангом пониже, и царский повар почти бегом рыскал среди костров, старательно осматривая нанизанную на вертела битую дичь, готовясь в только ему известный момент дать указание ставить все это на огонь; уже и воинская дружина царя собралась в полном составе во главе с военачальниками; а царь Гатал все не выходил из юрты.
Недоумевающие приближенные пытались узнать причину странного поведения повелителя у начальника телохранителей – только он один имел право входить к царю в любое время дня и ночи, – но тот упорно отмалчивался, всем видом давая понять, что в юрте происходит нечто необычное, чего он не имеет права разглашать. Это еще больше подогревало