Ветана. Дар жизни. Галина Гончарова
могла, охладила, немного обезболила, это все, что можно сейчас сделать.
И – звать.
Еще немного, еще чуть-чуть… Резко надавливаю на опустевший уже живот. Крик разрывает уши, мешая сосредоточиться. Искры срываются с моих пальцев одной яркой вспышкой – именно этого не хватает роженице для последнего усилия.
– УА-А-А-А-А-А-А!!!
На руки мне выпадает комочек, выпачканный кровью, слизью, моей мазью…
Как можно скорее передаю его Сельме, выхватываю у нее из рук нитку с иголкой. Все-таки без разрывов не обошлось. Кровь льет по пальцам, горячая, красная… По счастью, искры все еще со мной, так что я просто вижу, где надо шить.
Ни одна вышивальщица не работает так быстро и четко, как лекарка, стремящаяся спасти больного. Сосуд пережимается, стежки быстрые и точные. А ведь никогда мне эта наука не давалась.
Минута, другая… я понимаю, что скоро меня выкинет из этого состояния, как котенка за шкирку, спешу что есть рук. И – успеваю. Затягиваю последние узлы, перевязываю пуповину, вглядываюсь в мать и ребенка.
Ребенок здоров, хотя настойка сказалась на нем не лучшим образом. На пару дней ему бы кормилицу. Мать… с той хуже. Упадок сил, разрывы, кровотечения… но лекарь должен справиться. Кормить получше, не трогать несколько дней, да… и ребенка не давать. Пока эта настойка из нее не выйдет.
Почти без сил падаю на кровать.
– Вета, Веточка…
Тетя Сельма.
– Все в порядке. Можно водички?
– Д-да… пускать их?
– Кого?
Только сейчас замечаю, что дверь содрогается под натиском чьих-то могучих плеч.
– Э…
Ответить тетя не успевает. Засов выдерживает, а вот щеколда – нет. Вылетает, прозвенев по полу. В комнату вваливается несколько человек – и замирают. Я даже знаю, что они сейчас увидели.
Тетя с ребенком на руках. Жена Жмыха на кровати – краше в гроб кладут. И я – тоже на кровати. Сил никаких не осталось. Кто бы знал, сколько у меня это забирает?!
– Милочка!!! – Жмых рвется к жене, хватает тонкую руку, сжимает что есть сил. – Да как же… Да на кого ж…
Что есть оставшихся сил, бью его кулаком по плечу. Лишь бы внимание обратил. Оборачивается ко мне. Лицо серое, глаза безумные.
– Разбудите – убью. Ей теперь пару дней отсыпаться, а потом кормить получше. Ребенка пока не давать, найдите кормилицу.
Кажется, из моего монолога он понимает только одно слово.
– Отсыпаться?! Живая?!
Глаза не закатываю, голова трещит так, что это усилие будет стоить мне сознания.
– Живая. И ребенок жив. Мальчик, да, Сельма?
– Да, Веточка. Мальчик. Здоровенький…
В следующий миг меня сгребают в медвежьи объятия. Жмых возрадовался.
– Госпожа лекарка! Да я…
Что – он, я так и не успеваю понять. Сознание все-таки гаснет, когда тело лишают последних крох воздуха.
Когда я прихожу в себя, на небе занимается рассвет.
Мое окно?
Нет, не мое. Обвожу все вокруг взглядом из-под ресниц. Незнакомая