Число смерти. Галина Васильевна Емельянова
немного шепелявя, секретарь стал нести полный бред.
– Господин Мвана хочет пригласить госпожу Катерину к себе в княжество Абу-грейд, вам будет предложена работа по ухаживанию за папой господина Мвана.
– А сколько папе лет, что господин Мвана поздний ребенок в семье?
– Отцу господина Мвана не так уж много лет. Вы просто приедете и подпишите договор, что будете ухаживать за ним, вот и все.
– Я никуда не полечу, работу я и здесь найду.
– Вы не совсем поняли, Вам заплатят десять тысяч евро. Вас отвезут и привезут обратно, как только дело будет сделано.
– Что за дело?
– Вам нечего стесняться, вы делаете свою работу великолепно.
Господин Мвана, перебирая в руках четки с блестящими стеклышками, что-то прорычал, и переводчик в ответ почтительно поклонился:
– Двадцать тысяч евро и полная конфидицальность. – В последнем слове переводчик запнулся. А я, воспользовавшись этой паузой, возмущенно закричала: «Что за грязные намеки, я даже не прикасалась к этим старикам и старухам. Я звоню в полицию!»
Четки в руках господина Мвана почувствовали первыми его гнев: нитка порвалась, и блестящие стекляшки рассыпались по ковру. Охранник не шелохнулся, мы с Лилькой тоже, пришлось переводчику ползать по полу. Гости ретировались, после их ухода, под журнальным столиком, под ковром, привезенным Лилькой с Родины-матери мы обнаружили небольшой кусочек стекла. Огранен он был великолепно, и я вспомнила, как переливалось стекло между толстыми, лиловыми пальцами. Камешек я положила в сумку, с детства, как ворона люблю все блестящее. Успокоившись за чашечкой прекрасного индийского чая, мы с подругой решили поехать еще по одному адресу. Но никто нам дверь не открыл. Лилька посоветовала мне расслабиться и просто получать удовольствие от тихой спокойной жизни, но я приехала не отдыхать, а заработать денег. Поэтому рано утром я пошла, наниматься на единственную фабрику в маленьком Лилькином городке, кондитерскую.
Да, да все эти деды-морозы, зайцы и всяческие новогодние шоколадки, делались летом, мне как человеку без гражданства досталось собирать коробки. В первый день нормы не было. Мы стояли за конвейером и пытались успеть за его все увеличивающееся скоростью. В туалет по свистку, перекус тоже. Каторга. Но к концу дня нам заплатили реальные евро. И на следующий день, с ноющей спиной я встала за конвейер снова. К полудню я почувствовала себя узником, пот заливал глаза, кондиционер не работал, пить и писать хотелось одновременно, и очень сильно. Норму сделать мне не светило.
Я была не одна такая, сдавшаяся, ушло нас человек пять, причем все европейцы. Наши подруги с востока с невозмутимыми лицами продолжали работать за конвейером. Не дождавшись свистка от бригадира, я пошла в туалет, умылась, потом нацедила из куллера воды и, не откликаясь на оклики «коллег» ушла домой. Подруга была удручена. Ведь и ее репутацию все эти смерти запятнали. Поэтому было принято решение