Маньчжурский вариант. Олег Шушаков
хорошо запомнил, каким беспомощным он себя чувствовал, когда его подбили в том, самом первом в его жизни, бою и он планировал с заглохшим мотором.
Самолет он притер на три точки у самого «Т». Как и положено прославленному асу.
Зарулив на стоянку и отстегнув привязные ремни, Григорий пружинисто выпрыгнул из кабины. Все мышцы приятно ныли. «Эх, хорошо…» – потянулся он.
К стоянке подкатила «эмка» начальника аэродрома. Из нее выскочил комбриг Сузи и замахал Григорию рукой, подзывая к себе. Кравченко отстегнул лямки парашюта, забрал у техника фуражку и поспешил к машине.
– Здравия желаю, товарищ комбриг!
– Здравствуй, Григорий Пантелеевич! Мы тебя уже тут заждались!
– Летал согласно плану полетов.
– Да, знаю я. Давай садись и дуй в Москву! Начальник Управления ВВС срочно вызывает.
– Что-то случилось опять?
– Да нет, вроде ничего… Тьфу-ты, чтоб не сглазить! Вызвали тебя и Рахова. Без объяснения причин. Он уже уехал. Давай догоняй…
Григорий кинул на заднее сиденье реглан и сел рядом с шофером, который только этого и ждал. Завизжали шины, и «эмка», быстро набирая скорость, понеслась вперед.
День был прекрасный. Лето, опережая календарь, уже вступило в свои права. Григорий, положил фуражку на колени, опустил боковое стекло и выставил наружу ладонь. Они мчались по широким проспектам столицы, и только что политый асфальт лихо шелестел под колесами.
Когда им приходилось притормаживать на перекрестках, юные москвички в легких летних платьях, переходя дорогу, вовсю заглядывались на молодого летчика-майора, на темно-синем френче которого сверкало сразу аж три ордена. Григорий делал вид, что не замечает этих взглядов, но, поймав белозубую улыбку озорной чернявой дивчины, не удержался и широко улыбнулся ей в ответ.
Вспыхнув на мгновение, улыбка тихо растаяла на его лице. Чем-то неуловимым эта неизвестная москвичка напомнила ему Полину Осипенко.
«Как она рвалась в небо!..» – подумал Григорий.
Они были знакомы с Полиной еще с лета тридцать первого. Хотя какое это было знакомство! Он – стриженый, вечно голодный, восемнадцатилетний курсантик, а она – взрослая двадцатипятилетняя замужняя женщина.
Ее муж, Степан Говяз, служил летчиком-инструктором в авиашколе, а Полина работала буфетчицей. Платье в цветочках, белый фартучек с маленькой голубой эмблемкой школьной столовой. И, кажется, не была она тогда такой рослой, крепкой и решительной, какой ее потом узнала вся страна. Впрочем, кисейной барышней она и в те времена не выглядела. А как загорелась стать пилотом, так и вовсе на нее управы не стало.
До самого Климента Ефремовича дошла, но добилась, чтобы ее зачислили в авиашколу! Но сначала мужа одолела, чтобы научил ее летать.
«Вот настырная дивчина была!..» – усмехнулся Григорий.
Учебные полеты происходили на нескольких площадках, куда к полудню на самолете У-2 привозили стартовый завтрак. В этих полетах муж разрешал