Восставшая против нормы. Изольда Оккервиль
утратила эту способность. Она с трудом запоминала внешность даже тех людей, с которыми общалась постоянно, хотя с помощью очков видела черты их лиц вполне отчетливо.
Однако с тех пор, как маги Секретной Федерации избавили ее от сильной близорукости, Эдельвейс заново приобрела утраченную способность запоминать внешность окружающих, и теперь с наслаждением пользовалась вновь приобретенными возможностями.
Не нужно было даже смотреть на нашивки на мундире, чтобы понять, что высокий, атлетически сложенный светловолосый мужчина лет тридцати с небольшим, в мундире ВКС США – капитан звездолета «Инвиктус» Джон Кеннет. А его спутник, молодой человек лет 26—27, темноволосый и по-юношески стройный – судя по нашивкам, старший штурман. Его имени Эдельвейс не знала.
И эти двое американцев здесь явно не с целью культурного обмена.
«Ну, вот и началось, – подумала Эдельвейс.– Оперативно сработано!»
Она, конечно, еще этим утром, при первой личной встрече с капитаном Кеннетом с первого взгляда поняла, что он относится к тем людям, которые умеют добиваться своего. Она знала, что он вернется, но не думала, что это случится так скоро.
Когда она согласилась выполнить одну важную для Секретной Федерации миссию, она знала, что ей придется сотрудничать с иностранцами, но при этом предполагала, что это будет неофициальное сотрудничество. В противном случае… Черт бы побрал этого Кеннета! Он наведет на нее имперскую контрразведку! И дело даже не в том, что в этом случае ей придется бежать, а в том, что под угрозой провала окажется важная миссия, ради которой Эдельвейс решилась приехать в усадьбу!
…А ведь как хорошо начинался день!
Завтракали они с бабушкой всегда на веранде первого этажа за большим деревянным столом. Из широких окон, выходивших на юг, открывался вид на живописный сад с небольшим декоративным прудиком, окаймленным путиловским плитняком. Густая живая изгородь из разросшейся черноплодной рябины тянулась вдоль южной границы усадьбы «Темные Ели», а за черноплодкой, почти смыкаясь широкими лапами, вздымались пышные шатры высоченных елей. В просветах между их лапами виднелась темно-бордовая черепичная крыша коттеджа соседней усадьбы.
Эдельвейс и Сельма пили чай, сидя по обеим сторонам стола, напротив друг друга.
Стол, придвинутый торцом к окну, был покрыт веселенькой клеенчатой скатертью, которой Эдельвейс особенно дорожила как одним из своих первых самостоятельно смоделированных артефактов: она сама синтезировала материал со свойствами клеенки и настройками, позволяющими назначать материалу любой рисунок из созданной ею базы данных. В это утро скатерть была украшена анимированными изображениями крупных ярких цветов, с которых собирали нектар пчелы, шмели и осы. Насекомые порхали с цветка на цветок, ползали и деловито жужжали, но звук Эдельвейс выключила, чтобы не мешал смотреть утренние новости.
– Переборщила