Восставшая против нормы. Изольда Оккервиль
с кружевными отворотами. Предоставив ей вести с гостями светскую беседу, Эдельвейс убежала переодеваться.
В ожидании Эдельвейс они расположились за круглым столом в гостиной, небольшой комнате с видом на укромный уголок сада возле водоема.
На фоне вызывающе роскошных интерьеров большинства имперских домов, интерьер этого жилья мог бы показаться чересчур скромным, однако с недавних пор в Империи стало модным оформлять интерьеры не с помощью тактильных голограмм, а с помощью настоящих материалов и сделанных вручную объектов. Получившая распространение за несколько последних десятилетий практика использования в интерьерах тактильных голограмм сделала возможным создание абсолютно любого интерьера по вкусу заказчика, в результате чего интерьеры большинства жилищ, как городских, так и сельских, стали представлять собой различные вариации на тему готики, ренессанса и барокко. Обилие позолоченной резьбы и лепнины стало отличительной чертой имперского домашнего интерьера.
Рассказывали, что в период поголовного увлечения тактильными голограммами экскурсанты в Эрмитаже, с разочарованием поглядывая по сторонам, говорили служительницам:
– Чистенько тут у вас, аккуратненько, но бедновато, бедновато…
Оглядевшись вокруг, Кеннет понял, что тактильных голограмм среди предметов интерьера в гостиной не было. Искусно выполненную голограмму можно принять за настоящий предмет, но настоящий предмет за голограмму – нет. И, насколько Кеннет мог судить, мебель в гостиной и в смежной с ней комнате была антикварной, произведенной не позже второй половины 20 века. И весь этот дом был обставлен и декорирован с большим вкусом и любовью.
Хозяева особняка явно следовали последним веяниям моды…
Стуча каблучками по ступеням винтовой лестницы, Эдельвейс, уже переодевшаяся для поездки, проворно спустилась со второго этажа.
Сегодня на ней опять была та черная бархатная короткая курточка с воротником- стоечкой, в которой Кеннет увидел ее впервые.
– Это – бархат? – спросил ее чуть позже, когда они уже подходили к аэрокару, капитан Кеннет, слегка сжав пальцами воротник курточки. При этом он как бы невзначай прикоснулся костяшками пальцев к ее шее.
– Псевдобархат, – ответила Эдельвейс. Это прикосновение кое-что ей напомнило…
…Когда-то у нее была курточка из кожзаменителя с многочисленными карманами, застегнутыми на молнии. Один молодой человек повадился как-то расстегивать ей молнии на кармашках куртки. Тогда она не поняла, что это означает. Теперь понимала…
Конечно, Кеннету должно быть известно про репутацию ее матери: в усадьбе вечно толклись ее приятели. Впрочем, особого шума и пьяной поножовщины не было, до криминала не доходило. Но постоянные застолья… Возможно, Кеннет надеется, что дочь пошла в мать. Веселье, гулянки… Сельма Акка относилась к развлечениям дочери индифферентно – не одобряла, но и не возражала.