Тайга, море, человек. Рассказы. Павел Ткаченко
перелезать без приключений, а так… – Кирьян запнулся, подыскивая слова, и, не найдя, спросил: – А сколько тебе? Виктор говорил, семьдесят.
Дед Митяй сложил сети в нос лодки, пристроил в корме пятидесятилитровый бочонок, и потом ответил:
– Вот пока ты в силе, значит, и таскай её на привязи. Я шестом буду нос от берега направлять. Тут до улова вверх триста метров. Там сетки поставим, а потом сплавом пойдём, сколько успеем. А назад уж – как солнце встанет… А годков мне по весне семьдесят три стукнуло…
На берегу заводи дед Митяй попросил Кирьяна разжечь костёр, и пока тот рубил дрова, разводил огонь, в одиночку и точно к темноте расставил сети.
– Одному ловчее ставить, приноровился, – пояснил он, присаживаясь к костру. – А пока подождём. Пусть рыба выйдет ночевать на мелководье. Сейчас, правда, мало её, хариуз скатываться начнёт через месяц. Но тогда с сетями маета – забивает листом, хвоей; вода холодная, руки крутит; сейчас подловим, глядишь, меньше мёрзнуть придётся.
– Знаю, приходилось, – согласился Кирьян. – И косы обводил. Однажды попалась рыбина. В темноте не разобрать. По длине вроде ленок, но шире, по ширине будто бы сиг, но форма не та, по форме хариус, но чересчур велик. А возле костра разглядели – ахнули. Хариус! Никто из нас такого великана не видал, весь фиолетофо-чёрный, верхний плавник с ладонь. Килограмма под два.
– Здесь таких нет. Не вырастают. А когда на должностях был, ловил.
– Дед, а из-за чего хоть ушёл-то с хлебных мест?
– Разладилось. Устал от криков «ура!» из болота.
– Уволили?
– Сам ушёл… Ладно, слушай, всё равно ждать… Ещё в «застойные» годы пришла мне разнарядка из горкома выделить технику и людей на уборку урожая. А тогда бытовала на любой работе строгость: план – кровь из носу. И если помнишь, битва за урожай – это была икона партийной власти, а план – ведомственная икона. Я был беспартийным и разнарядку оставил побоку. Меня вызвал на «ковёр» председатель исполкома, мэр по-нынешнему, а там таких, как я, набралось десятка два. «Почему не выполняете?» – вопрошал тот каждого. Помню, один директор союзного подчинения спросил: «Как быть: нарушу приказ министра – отберут портфель, не подчинюсь вам – партбилет отберёте?». «Выбирайте сами, но без партбилета отберут и портфель, а с ним не всё потеряно», – ответил председатель… Мне бояться было нечего, масштабы не те, и я опять не выполнил разнарядку. Через день меня вызвал на «ковёр» сам босс горкома. На этот раз я оказался в одиночестве. «Я вам карьеру испорчу, я вас в двадцать четыре часа…», – начал он с места в карьер. «Пожалуйста, буду признателен», – огорошил я его. Но калач он был тёртый и сходу перешёл на мирные рельсы. Он выведал, что повлиять на меня может только начальник главка, тут же попросил телефонистку соединиться с ним, изложил ему всё, что обо мне думает, а потом протянул мне трубку. «План или разнарядка?» – спросил я начальника. Тот начал говорить и про то, и про другое, прекрасно понимая, что это несовместимо.