Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть четвертая. Александр Дюма
со мной. Вместо впадин у меня вскочили шишки. Доктор не мог удовлетворительно объяснить мне это явление.
– Ну, так я вам объясню.
– Вы очень меня обяжете, – сказал Портос, моргая глазами, что служило у него признаком величайшего напряжения мысли.
– С тех пор как ваш мозг предается изучению наук, серьезным вычислениям, он увеличился в объеме. Таким образом, ваша голова переполнена науками.
– Вы думаете?
– Я уверен в этом. От этого получается, что ваша черепная коробка не только не дает проникнуть в голову ничему постороннему, но, будучи переполненной, пользуется каждым случайным отверстием, чтобы выбрасывать наружу избыток.
– А-а-а! – протянул Портос, которому это объяснение показалось более толковым, чем объяснение врача.
– Пять выпуклостей, вызванных пятью украшениями люстры, были, конечно, пятью скоплениями научных знаний, вылезших наружу под действием внешних обстоятельств.
– Вы правы! – обрадовался Портос. – Вот почему голова моя болела больше снаружи, чем внутри. Я вам признаюсь даже, что, надевая шляпу и нахлобучивая ее на голову энергично-грациозным ударом кулака, свойственным нам, военным, я испытывал иногда страшную боль, если не соразмерял как следует силу удара.
– Портос, я вам верю.
– И вот, дорогой друг, – продолжал великан, – господин Фуке, видя, что его дом недостаточно прочен для меня, решил отвести мне другое помещение. И меня перевели сюда.
– Это заповедный парк, не правда ли?
– Да.
– Парк свиданий, известный таинственными похождениями суперинтенданта.
– Не знаю; у меня тут не было ни свиданий, ни таинственных приключений; но мне позволено упражнять здесь свои мышцы, и, пользуясь этим разрешением, я вырываю деревья с корнями.
– Зачем?
– Чтобы размять руки и доставать птичьи гнезда; я нахожу, что так удобнее, чем карабкаться вверх.
– У вас пастушеские наклонности, как у Тирсиса, дорогой Портос.
– Да, я люблю птичьи яйца несравненно больше, чем куриные. Вы не можете себе представить, что за изысканное блюдо – омлет из четырехсот или пятисот яиц канареек, зябликов, скворцов и дроздов!
– Как – из пятисот яиц? Это чудовищно!
– Все они умещаются в одной салатнице.
Д’Артаньян минут пять любовался Портосом, точно видел его впервые. Портос же расцветал под взглядами друга. Они сидели так несколько минут. Д’Артаньян смотрел, Портос блаженствовал. Д’Артаньян искал, по-видимому, новую тему для разговора.
– Вам здесь весело, Портос? – спросил он, найдя, наконец эту тему.
– Не всегда.
– Ну, понятно; однако, когда вам станет слишком скучно, что вы будете делать?
– О, я буду здесь недолго! Арамис ждет только, чтобы у меня исчезла последняя шишка, и тогда представит меня королю. Король, говорят, терпеть не может шишек.
– Значит, Арамис все еще в Париже?
– Нет.
– Где же он?
– В Фонтенбло.
– Один?
– С господином Фуке.
– Отлично. Но знаете ли…
– Нет.