Хождение по мукам. Алексей Толстой
протянула ему руку. Он взял ее нежную и сильную руку, и от этого прикосновения стало горячо, кровь хлынула в лицо. Он стиснул ее пальцы и пошел в прихожую, но в дверях оглянулся. Даша стояла спиной к свету и глядела исподлобья.
– Часов в семь можно прийти, Дарья Дмитриевна?
Она кивнула. Иван Ильич выскочил на крыльцо и сказал лихачу:
– В гостиницу, в хорошую, в самую лучшую!
Сидя, откинувшись, в пролетке, засунув руки в рукава шинели, он широко улыбался. Какие-то голубоватые тени – людей, деревьев, экипажей – летели перед глазами. Студеный, пахнувший русским городом ветерок холодил лицо. Иван Ильич поднес к носу ладонь, еще горевшую от Дашиного прикосновения, и засмеялся: «Колдовство!»
В это время Даша, проводив Ивана Ильича, стояла у окна в гостиной. В голове звенело, никакими силами нельзя было собраться с духом – сообразить, – что же случилось? Она крепко зажмурилась и вдруг ахнула, побежала в спальню к сестре.
Екатерина Дмитриевна сидела у окна, шила и думала. Услышав Дашины шаги, она спросила, не поднимая головы:
– Даша, кто был у тебя?
Катя вгляделась, лицо ее дрогнуло.
– Он… Не понимаешь, что ли… Он… Иван Ильич.
Катя опустила шитье и медленно всплеснула руками.
– Катя, ты пойми, я даже и не рада, мне только страшно, – проговорила Даша глухим голосом.
31
Когда наступили сумерки, Даша начала вздрагивать от каждого шороха, бежала в гостиную и прислушивалась… Несколько раз раскрывала какую-то книжку – все на одной и той же странице: «Маруся любила шоколад, который муж привозил ей от Крафта…» В морозных сумерках, напротив в доме, где жила актриса Чародеева, вспыхнули два окна, – там горничная в чепчике накрывала на стол; появилась худая, как скелет, Чародеева в накинутой на плечи бархатной шубке, села к столу и зевнула, – должно быть, спала на диване; налила себе супу и вдруг задумалась, уставилась стеклянными глазами на вазочку с увядшей розой. «Маруся любила шоколад», – сквозь зубы повторила Даша. Вдруг позвонили. У Даши кровь отлила от сердца. Но это принесли вечернюю газету. «Не придет», – подумала Даша и пошла в столовую, где горела одна лампочка над белой скатертью и тикали часы. Было без пяти семь. Даша села у стола: «Вот так с каждой секундой уходит жизнь…»
В парадной опять позвонили. Задохнувшись, Даша вскочила и выбежала в прихожую… Пришел сторож из лазарета, принес пакет с бумагами. Иван Ильич не придет, конечно, и прав: ждала два года, а дождалась – слова не нашла сказать.
Даша вытащила платочек и стала кусать его с уголка. Чувствовала ведь, знала, что именно так это и случится. Два года любила своего какого-то, выдуманного, а пришел живой человек… и она растерялась.
«Ужасно, ужасно», – думала Даша. Она не заметила, как приотворилась дверь и появилась рябенькая Лиза.
– Барышня, к вам пришли.
Даша глубоко вздохнула, легко, точно не касаясь пола, пошла в столовую. Катя увидела Дашу первая и улыбнулась ей. Иван Ильич вскочил, мигнул и выпрямился.
Одет он был в новую суконную рубаху, с новеньким, через одно плечо, снаряжением, чисто выбрит и подстрижен. Теперь особенно было