Вызов врача. Наталья Нестерова
которые пришли оказать вам помощь, и издеваться над ними.
– Ох, какие мы нежные! Издеваются над ними! А сами толком… Айболиты чертовы. Во! – подняла Мария Петровна вверх палец, как человек, которому неожиданно пришла интересная мысль. – Айболит кого лечил? Зверей. И вы все только в ветеринары годитесь. А насчет друзей и знакомых… Так их у меня полстраны бывшего СССР. Знаешь, кем я работала? Пусковицей.
– Кем? – невольно переспросила Ира.
– Сейчас на американский манер говорят – топ-менеджер. А мне русское нравится – пусковица. Я двадцать лет запускала предприятия легкой промышленности. Где-нибудь в Донбассе городок: десять шахт, пять химических заводов вреднючих, три магазина и тридцать распивочных. Мужики работают и водку хлещут. Женщины дома сидят, с ума сходят, за должность почтальона или уборщицы космы друг другу выдирают. Мы строим там швейную фабрику. Строители сдают объект. А дальше всё я – обучить людей, наладить поставки сырья, запустить производство, дать планы, просчитать экономику, организовать соцкультбыт, ясли, сады, дом культуры, база отдыха… Сдвинуть такую махину с места – не кота кастрировать. Рабочий день по двадцать часов, несколько сот людей в подчинении. Вот это называется пусковица. Меня в министерстве на руках носили.
– Потом уронили?
– Потом всю страну уронили. И первой – легкую промышленность. Собственную. А китайско-гонконговскую очень даже подняли. Наш народ без работы сидит, зато Азия процветает. Друзей и приятелей у меня, не беспокойся, три эшелона с прицепами.
– Я не беспокоюсь. А вам, очевидно, досадно, что теперь никем не покомандуешь.
– Командование здесь ни при чем. Я, может, сама всю жизнь мечтала разумным приказам подчиняться. Только мало было командиров, за спину которых спрятаться могла. Думаешь, легко решения принимать? Нет, гораздо проще по чужой указке жить. Конечно, власть – она сладка, опьяняет. Но у нормального человека и похмелье наступает. Проснулся поутру: батюшки, чего я наворотил?! А вот чего я наворотила? Не могу с приятелями общаться. Когда в стране катавасия началась, муж заболел, я ушла с работы, с ним сидела. А друзья помнят меня какой? Огонь-бабой, первой красавицей и умницей – все решит, всех разведет, безвыходных ситуаций не знает, обязательно прорвемся, победим в соцсоревновании и получим переходящее красное знамя. Пять лет не у дел – это срок. И разговаривают друзья со мной… Нет, не жалеют даже, а как бы стесняются. Мне их жалость и стеснение нужны как тюленю велосипед. Забинтовывать будешь?
– Нет, пусть мазь впитается.
– Тогда пойду переоденусь. Мокрая вся, будто до туалета не добежала.
Чуть прихрамывая на обваренную ногу, Мария Петровна вышла из кухни. Ирина огляделась. На угловой полочке лежал фотоальбом, старинный, обложка из тисненой кожи.
«Только в начале посмотрю, – подумала Ирина, – пару снимков».
Открыла альбом. На первой странице большое фото улыбающейся Степановой в молодости.