.
Париж, тем самым навсегда отказываясь от дочери. Маленькая Маша стала для Соболева смыслом его жизни. Он души не чаял в дочери, и теперь, едва лишь он подумал о том, какие именно последствия может повлечь эта трагедия на дороге, виновницей которой оказалась его секретарша, то почувствовал, как в глубине его души поднимается слепая ненависть к белокурой Наталье, сидящей рядом с ним на сидении джипа. Соболев покосился на любовницу: неподвижная, бледная как мел, она смотрела на дорогу, положив руки на колени, будто школьница. Герман подумал о том, что Звягинцев Александр Вениаминович, первый заместитель начальника управления внутренних дел по Калининскому району, начальник криминальной полиции, отец его лучшего друга Юрки Звягинцева, с которым они сидели еще за одной партой в первом классе, утрясет этот вопрос. Правда, горечь, образовавшаяся во рту, тугим комком подступала к горлу, и он едва сдержался, чтобы не врезать собственной секретарше, продолжавшей с видом древнеегипетской мумии таращиться стеклянным взглядом в окно.
Он трижды проклял себя за то, что пошел на поводу у Наташи, отпустил своего водителя, и единственное, что ему хотелось больше всего на свете в данный момент, это забыться беспробудным сном, надравшись до поросячьего визга.
В роскошной квартире Соболева в престижном жилом комплексе «Олимпийская деревня» с видом на Малую Невку, где он жил со своей дочерью, ее няней и приходящей домработницей, Наталья Марковская была не очень частым гостем, и когда Соболев парковал джип в подземный гараж, нарушил молчание, веско процедив, не глядя на любовницу:
– Постарайся не шуметь!
– Хорошо, милый… – прошелестела Наташа, немного приходя в себя.
– Герман, я…-
– Говори тише, Маша спит! – резким шепотом одернул ее Соболев, пропуская вперед себя, открывая дверь в квартиру и стряхивая с воротника пальто не успевшие растаять снежинки.
– Хорошо! Прости! – прошелестела Наташа, щелкая выключателем в квартире Соболева. Мягкий свет озарил прихожую, тенью мелькнул неясный силуэт, из-за шкафа выскочила прелестная темноволосая девочка и с радостным визгом: «Папочка!», высоко подпрыгнув, повисла на шее у Германа, который, успев нагнуться, подхватил дочь, подхватывая ее на руки.
– А я увидела твою машину, папочка!
– Ты почему не спишь, бандитка? – насмешливо спросил Соболев, улыбаясь глядя на дочь. Наталья, сдерживая недовольный вздох, закрыла входную железную дверь, сердито хмуря брови: все ее надежды на то, что дочка любовника спит, не оправдались и теперь, вместо того, что бы утешать ее, Соболев будет полночи укладывать свою взбалмошную семилетнюю дочку.
– Герман Андреевич, прошу прощения, Маша не желала засыпать без Вас! Дежурила у окна! – виновато оправдывалась домработница, моложавая женщина лет тридцати пяти, поспешно вбегая в прихожую, заглядывая в глаза Соболеву.
–Маруся, – придал тону строгость Герман, ссаживая