Тайный агент. Алия Амирханова
снимке Лёня сразу же узнал отца. Сидящая рядом с ним женщина с ребёнком на руках – скорее всего его мать и он сам. Лёне здесь было года четыре, не более.
Вот, значит, как выглядела мама.
Лёня неотрывно смотрел на изображение женщины на снимке. Он впервые видел свою мать, фотографий её в доме не было. Старый снимок его с родителями разбередил ему душу, наверное, потому, что он остался без отца, и женщина на фотографии – единственное родное существо, которая, возможно, жива и ищет его, а значит, он не один. От этой мысли в груди его заметно потеплело.
– Это ты с родителями, – отец Виктор прервал мысли Лёни. – Эту фотографию твой отец всегда при себе носил. Любил он твою мать, да и тебя, конечно же. …Мечта у него была: монастырь при нашей церквушке создать. Жалел он заблудших, всё время повторял: "Куда им бедным поддаться?". К нам в церковь за пару дней до смерти твоего отца парнишка забрёл. Худенький, невысокого роста, а от чего ему здороветь? Отца нет, мать беспробудно пьёт. Его отчим выгнал. Парнишка тот слёзно умолял разрешить при церкви остаться, на какую-нибудь работу просил принять. Твой отец, понятное дело, не смог отказать. Слух у парня оказался отменный, а нам как раз и псаломщик, и пономарь требовались. В общем, остался он у нас. С твоим батюшкой подружился, не отходил от него. Тот его и крестил, и стал обучать церковному песнопению. Сашей парня звали, тезка твоему отцу. В церкви он и жил. Я к чему это рассказываю? Недолго парень у нас пробыл. Дня три, не более. Как батюшку убили, так и пропал. Даже паспорт свой не прихватил, у нас и оставил. Он сам твоему отцу его на хранение дал… Куда он без документов? Я вот всё думаю: не мог тот преступник его, как свидетеля, тоже убить?
– Не знаю, отец Виктор. Вообще-то в фильмах показывают, что убийцы свидетелей не оставляют.
– Жаль парнишку. Он на седьмом небе был от счастья, что к нам попал. Настрадался бедный, и батюшка его полюбил. Хорошая была мысль у твоего отца насчёт монастыря. Много в наших краях и страждущих, и заблудших. Они бы смогли в монастыре через Бога к согласию в душе прийти. Жаль, некому дело продолжить. Я уже стар. …Ирод проклятый, этот преступник, такого человека погубил! Ну, я думаю, Бог с него строго за этот поступок спросит. Он ведь, окаянный, не побоялся нательный крестик с батюшки твоего сорвать. Чтоб у него руки отсохли!
– Отец Виктор, что вы говорите? – голос у Лёни дрожал от посетившей его мысли. – Крестик с шеи отца… убийца украл?
– Да, сынок, ничего нынче люди не боятся, хотя, может быть, твой отец его тому парнишке, Сашке то есть, сам отдал, когда крестил. Если так, то хорошо бы.
Лёня уже не слышал, что говорил священник, все его мысли были о другом.
– Боже мой!.. Отец Виктор, я знаю, кто отца убил.
– Откуда?!
– Я на днях операцию делал одному молодому человеку, – Лёня нервничал и повторялся.– Так вот, меня ещё тогда, когда я его в первый раз увидел, привлёк его нательный крестик. Точь-в-точь как у отца.
– Этого не может быть! Батюшке, да и тебе, крест сделал один умелец в знак благодарности. На крестике твоего отца