Другая Элис. Элис Петерсон
для нее складной стул.
Бабушка совершала «королевское турне», как она это называла, объезжая внуков. Она вошла в кухню и поцеловала Тома и меня, сказав «доброе утро», села к столу и стала есть. Ее завтрак составили апельсин, нарезанный аккуратными дольками, и кусок хлеба с медом. Бабушке 86 лет, но она замечательно бодрая и подвижная. Вот только зрение подводит ее. На ней была красивая бледно-розовая блузка, заколотая круглой серебряной брошью.
– В Африке у нас были потрясающие теннисные турниры, – проговорила она с ностальгией. Жизнь бабушки была полна контрастов и перемен. Она выросла в замке Лонгфорд, но в 1920-е и 1930-е годы жила в Африке, в Родезии. Они с дедом построили ферму и дом в диком африканском вельде. Маме очень хотелось съездить туда и взглянуть на тот старый дом, где она провела первые десять очень счастливых лет своей жизни. Мне бы тоже хотелось. Может быть, когда-нибудь я там побываю.
– Твой дед сделал корт из муравьиных куч. Мы играли вечерами, когда спадала жара и вся работа по ферме была сделана.
– Вы хорошо играли, бабуля?
– Да, очень неплохо, – с гордостью кивнула она.
– Выезжаем через десять минут. Ты готова? – спросила мама.
– Да, да, я готова уже сейчас, – ответила бабушка.
– Вы с мамой всегда исчезаете. Оставляете меня одного. Но мне плевать! – с этими словами Том швырнул ложку в миску с кашей. Молоко выплеснулось на скатерть.
– Том, мы уже говорили с тобой об этом, – устало напомнила ему мама. – Не надо ревновать. Папа возьмет тебя сегодня на гольф, ты забыл?
– Правильно, – строго подтвердила бабушка.
– Хм, – пробормотал Том, пожимая плечами. – Не знаю, плевать. У вас все Элис да Элис. А я никогда.
– Том, заткнись, – огрызнулась я. – Тебе семнадцать лет, а не семь.
– Элис! Ну что ты копаешься? – недовольно спросила мама. – У тебя было целое утро на подготовку! Поехали. – Когда бы мы ни выезжали, я всегда опаздывала.
По дороге в Гилдфорд меня разморило от тепла и маминой классической музыки; я мгновенно уснула. Маме пришлось будить меня за пятнадцать минут до города.
– Проснись, дочка, мы подъезжаем. Взбодрись!
Мы подъехали к клубу.
– Ма, мы приехали, просыпайся, – потормошила мама вторую соню. – Я прямо словно снотворного подсыпала сегодня утром в ваш кофе! – посетовала она с улыбкой.
– Я не сплю, дорогая. Я глаз не сомкнула за всю дорогу, – выразила протест бабушка, моментально открыв глаза. – Мы очень хорошо доехали.
Мне было некогда думать о жутковатой способности бабушки «вовсе не спать», даром что ее рот был раскрыт, глаза закрыты, и она время от времени услаждала наш с мамой слух похрапыванием. Мне надо было настроить свой мозг на теннис. Думать о своей победе.
Состязания начались на два часа позже из-за дождя. Юные теннисисты и их родители, все в прозрачных плащах и капюшонах, толпились в клубе и угрюмо поедали яичные роллы и плитки «Твикс». Стоны и жалобы на погоду и скуку доносились из всех углов. Бабушка отрешенно глядела куда-то в пространство, выставив вперед подбородок