Игра и Мир. Александр Васильевич Комаров
честно скажу, от того, насколько мне, значится, понравится то, что ты мне отдашь, будет зависеть мое настроение. А от моего настроения, значится, вообще очень многое зависит в жизни.
Кнут внимательно посмотрел на меня. Я несколько раз кивнул, хотел что-то сказать, для убедительности, но лишь поперхнулся. Он оскалился, как мне показалось, немного дружелюбнее обычного.
– Как собаку тенизовскую тебя, вроде бы, и порешить нужно, – продолжил он даже немного заискивающе, – но с другой стороны… я тут пораскинул… времена сейчас такие, сам понимаешь. А мы компания ребят очень дрис… дин… динамично развивающаяся, смотрим мы вперед, в будущее, думаем о новом наборе голодранцев. Может быть…
Кнут выжидающе взглянул на меня. Я, еще не до конца понимая его мысль, продолжил кивать. В любом случае, эта перемена в его поведении если и была хитрым гамбитом, то, по крайней мере, давала больше времени на поиск решения.
– К-конечно, давайте обсудим все возможности, – сказал я, наконец прочистив горло от утренней хрипоты.
– Вот и добро! Главное, ты нам покажи вещички свои, убеди, что ты человек, с которым нам следует дело делать. Ведь я тут что разумею – оказаться ты можешь не шпиком, а всего лишь дезертиром сраным. Тогда пользы нам от тебя в делах – никакой. Так что ты сейчас покажи, куда нам выдвигаться, а по дороге реши, чем будешь убеждать и за шкуру свою платить.
Кнут оскалился, развернулся и пошел раздавать последние команды бойцам.
– Эй, друг, – похлопал меня по руке Бен. – Раз уж такое дело… а ты действительно из этих, из ЮТО?
Я нахмурился, поскольку все еще не ориентировался в многочисленных определениях сущностей, принадлежность к которым мне упорно приписывали.
– Ты из Тениза? Шпион или дезертир? – продолжил Бен, внимательно всматриваясь в мое лицо подбитыми глазами.
– А это действительно важно? – совсем не хотелось даже пытаться объяснить Бену правду, а продолжать врать было опасно.
– Друг, я ведь вижу, что ты не из них. У меня, скажем так, есть некоторый опыт в общении с южанами.
Ситуация складывалась не лучшим образом, ненавязчивый доселе сокамерник мог разоблачить меня, с другой стороны, было ли в его интересах сообщать об этом нашим тюремщикам? Какая от этого могла быть выгода? Правда, перед лицом смерти человек хватается за любую возможность спастись.
Мне на помощь пришел Яцик – он велел вылезти из клетки и растолковал значение брошенного Кнутом выражения «хату свою сами понесете»: мне, как наименее пострадавшему из нас двоих, на плечи взвалили клетку, а Бен поддерживал ее сзади. Таким образом, на подгибающихся ногах, я потащился вслед за конвоем. Было тяжело, прутья давили и резали кожу на плечах, я не был уверен, что смогу долгое время поддерживать заданный темп. Утешало лишь то, что пока мы идем, Бен не мог доставать расспросами.
Подошел Кнут.
– Надеюсь, идти нам не очень далеко? А то дружок твой совсем чахло выглядит, – усмехнулся он. – Указывай направление.
Я