Нестрашная сказка. Книга 3. Вера Евгеньевна Огнева
Источник запаха обнаружился слева под мышкой. Там зияла рана со скользкими белесыми краями, из которой сочился зеленоватый гной.
Именно туда попала стрела, когда Иолантис творил пассы, чтобы мальчик по имени Сигурд мог пройти по краю стены. А это вам не свежая рана, которую любой наёмник перевяжет в один чих. Такие раны Гуго не попадались, и что с ними делать, он не знал.
Заскрипела дверь. На пороге встал Пенкарий. Услышал-таки, как Немтырь лазил на крышу, и пришёл проверить.
– Помират? – спросил мужик, наклонившись к больному. – Помират, – сам же себе и ответил. – Тогда зачем его за собой тащили? Сам подумай, – обратился, он к работнику, будто тот мог ответить, – зачем доходягу за собой водить? Кормить же ещё надо. А может, как раз его и не кормили. Ишь, тощий какой.
Гуго кивнул на рану в боку.
– А! Тудыть её! Надо тётку Проклу звать. А зачем? Она с меня денег возьмёт, а может, и не вылечит. Не, не с руки тратиться. Всё одно, помрёт.
Сам говорил, а сам смотрел, что станет делать Немтырь. А того будто в узел завязали: скорчился, собрался в комок, вот-вот выстрелит, как пружина у арбалета. Но вдруг, будто судорога по нему прошла, расслабился, встал на колено и смиренно приложил руку к сердцу, вроде как просит.
Пенкарий не был особо скаредным, просто, как любой крестьянин, деньгам счёт знал. А в последние лихие времена и припрятать лишний грошик не мешало.
– Не, – мотнул головой хозяин. – Не с руки мне. Сам к Прокле иди. Авось, пожалеет.
Тело доходяги Иолантиса оказалось не таким уж лёгким.
– Куда?! – завопил Пенкарий, когда Немтырь взвалил парня на плечо и двинулся к выходу.
Ответом ему стало рычание, возразить против которого хозяин заробел. Вообще, помстилось, будто к нему обернулся не заросший дремучим волосом человек, а чёрный медведь – рявкнул и пошёл себе, ночь, полночь, какая разница?! Осталось плюнуть и отступиться. Останови такого.
Прокла жила где-то на отшибе. А как же иначе! Сроду лекари селились поодаль. Зачем лишние глаза, зачем праздные уши? Что увидят, что услышат, не поймут. Или поймут по-своему, истолкуют задом наперёд, как подскажет дремучая темень в голове. И гореть дому ведуна вместе с сушёными травами и лягушками. Ишь! Извести мою скотину хотел…
Гуго видел в темноте плохо, да ещё быстро устал: тело пока не набралось прежней силы. Шёл одной упрямой волей, даже не зная точно, дышит ещё колдушонок у него на закорках, или уже всё. Когда оказался на задах деревни, за гумном, за дальними овинами, понял, что заблудился. Захотелось взвыть. Силы, где вы? Где взять воздуха, который только колется в груди, а не даётся. Где эта клятая лекарка? Куда могла запропаститься её землянка? Леший её утащил?!
– Руку дай.
Голос прошелестел, будто из самого средоточия мрака, из какой-то тёмной кудели. Гуго сообразил, что глаза закрыты. И эта самая кудель ему мерещится. Глаза открыл и увидел перед собой женщину. Вернее, неясный силуэт. Но послушался.
Рука оказалась неожиданно твёрдой. Сухая ладонь