…И непоколебимая тишина при дыхании нечистых ветров. Ефим Сорокин
Дачным посёлком шла быстро, почти бежала, дорога спускалась под гору. Бледная луна поспешала за тобой… Сперва ты услышала шум как бы от многолюдного народа – тело твоё оцепенело. Возле дачи, на которой скрывались, стояли две чёрные машины. Из калитки размытые сумерками один за другим выходили спортивного образца организмы. Преданное твоё сердце подсказало: произошло нечто поразительно-жестокое. На выходящих лежала печать греха. Грех не неведения лежал на них, а грех злой и порочной воли. Коренастые фигуры шли так, будто с трудом отлипали от своих лунных теней. Все улыбались, выражая веселье. Спортивные образцы неторопливо уселись в машины, поочерёдно захлопнулись дверцы. Внедорожники сорвались с места. Тяжёлые гости уехали, но не исчезло их размытое нечистое присутствие. Ты проскользнула вдоль светлой стены дачного домика, взлетела на крыльцо. Дверь отворила робко. Увидела меня на полу в телесном страдании, присела рядом. Оглядев меня, немного успокоилась, ибо решила, что я не потерпел лютого истязания. Помогла мне подняться и усадила на диван.
– Они ослепили меня.
Ты горько заплакала. Целый Иордан слёз! Ты плакала, обнимая мою голову.
– Их послали те, кто не верит в несказанный Свет, – заговорила ты сквозь слёзы, – не верит и не хочет верить, но знает о нём всё, что может знать о нём человек, не видевший его сам… Отцы учат, что мы, православные, должны побеждать, не истребляя своих противников, – побеждать пока не получается. В этом мире это почти невозможно.
– Чувствуют свою безнаказанность…
– Но и здесь Господь может нас сделать непобедимыми для всякой брани. – Эти твои слова отмечены были долгим молчанием. Безотрадное настоящее и неопределённое будущее, казалось, перестало волновать нас.
Медленно поднимались дачным посёлком. Ты вела меня за руку. Был уже тот час ночи, когда на дороге отсутствует движение. В ночной тишине – только молчание. На остановке в телефонной будке ты долго объясняла диспетчеру скорой помощи, что случилось и куда надо приехать.
– …да-да, от железнодорожного переезда четвёртая остановка!.. пока нет никаких названий…
Скорую помощь прождали долго.
– …я буду держаться за тебя и помогать тебе…
– Единственное, чего я боюсь, это оказаться внутри программы, – сказал я.
– Нет!.. нет, нет, нет, – заверяла ты. – Нет!
– И эти твои слова могут быть заложены в программу.
– Нет же! – плача, уверяла ты. – Нет! – И продолжала меня успокаивать: – Мы будем служить Литургию. Ты знаешь её наизусть. – Ты торопилась языком: – Будничные службы на седмице попроще… я буду помогать тебе на клиросе как псаломщица, как и помогала… буду печь просфоры, как и пекла, только оттиски на них буду стараться делать более чёткими, чтобы ты мог увидеть их пальцами.
Я кивал на твои слова.
– И всё у нас будет так же, как и было… ещё лучше!.. быть может, и тебя Господь сподобит увидеть несказанный Свет.
Жить