…И непоколебимая тишина при дыхании нечистых ветров. Ефим Сорокин
что ты заулыбалась шутке. Помнится, говорил ещё про греческих поэтов, которые мало чем отличались от верующих в Бога.
– …Платон всяким там богам молился, – делился я информацией, почерпнутой из журнала «Наука и религия». – Не верили в себя, не верили в человека. Гомер просил какую-то богиню, чтобы она помогла ему про Одиссея написать. Он бы и без богини написал!.. но тоже, получается, в себя не верил. Гордились даже, что им боги помогают. Найдут же люди, чем гордиться! – суесловил я по своему разумению. Не мог тогда помыслить выше того, что видимо. Все вокруг жили тогда только по плоти. Понятно, не все, но те, кто жил не по плоти, были мало заметны. Зловония от своих слов я, понятно, не чувствовал. – Единственное, в чём соглашусь с верующими… не хочется переходить в число неодушевлённых предметов, но даже у Ивана Ефремова… – Я намеревался уже перенести тебя в мир любимого писателя-фантаста, как заметил, что ты из-под козырька ладони смотришь мимо меня, и оглянулся.
Из солнечного сияния, отделившись от водных бликов, выплыла лодка. Сверкнули падающие с поднятых вёсел капли. Кряхтя, вылез на мостки дедушка. Старенький пиджак висел на его худых плечах точно на спинке стула. Пуговица на вороте рубашки застёгнута. Рубашка застирана до ветхости, до потери цвета и какого-то допотопного покроя. Почему-то представлялись на нём и подрясник, и скуфья, и серебряный крест на груди. Перед нами стоял священник, высокий, но весь какой-то переломанный, как Максим Горький, только с бородой. Улыбки на лице старца не было, но всё равно на нём – радость. Во всех движениях старца жила радость, будто он только что узнал что-то хорошее, даже цепь в его руках весело позвякивала, когда он лодку привязывал. Ещё я обратил внимание на безотчётное движение пальцев его левой руки, будто он перебирал зёрна невидимых чёток.
– С праздником!
Я усмехнулся, усмешкой давая понять, что мы его праздников не придерживаемся, а ты спросила:
– С каким? – и на старца посмотрела с таким интересом, что твой взгляд обидел меня.
– Шестое августа по-старому – Преображение Господне…
На меня, Марина, ты смотрела, как на равного, а на старца смотрела так, будто он был существом иного порядка, будто он прилетел с другой планеты и был представителем цивилизации, которая достигла более высоких ступеней развития, чем мы, земляне.
– Однажды, когда Бог скрывался под покровом человеческой плоти, Он взял с Собой трёх учеников и поднялся с ними на гору помолиться, – заговорил старец, присаживаясь на мостки, не замечая их влажности. Его ноги в резиновых сапогах коснулись горящей воды. – Сияние Его ещё было скрыто для людей. Он и ученики Его только ещё поднимались на гору. Совсем скоро Он откроется им, Какой Он и Каким останется в бесконечном будущем. В таком же сиянии воссядет Он одесную Бога-Отца…
Я снова усмехнулся натянуто, а ты, Марина, насупила в мою сторону свои живые брови, а старец продолжил, обращаясь к чистым глазам твоего сердца:
– Он преобразился… преобразился