Я другая. Андрей Кузечкин
день, четверг, когда было получено письмо, мама поинтересовалась у Элен:
– Ты в субботу до скольки учишься?
– Ты же знаешь, что до двенадцати!
– Отлично! Витя за вами заедет!
– Витя? В смысле Оксанкин муж?
– Да! Оксана вас с Юлей пригласила к себе на выходные!
Ну вот, подумала Элен, этого еще не хватало.
– Зачем это надо, мама?
– Витя с Оксаной наконец-то закончили ремонт, хотят, чтобы вы полюбовались. Особенно Юля, она там вообще еще ни разу не была!
– Мама, давай начистоту. Что вы тут собрались такое делать, что нас пришлось выселять?
Мама засмеялась:
– Да, Ленка, от тебя ничего не спрячешь! Папа одну хорошую сделку организовал, теперь хочет это дело отметить.
– Пьянку устроить?
– Вечеринку, – поправила мама. – Соберется человек двадцать папиных партнеров по бизнесу. Мы подумали, что вам с Юлей здесь будет не очень интересно…
М-да… В данной ситуации визит к Оксане и ее мужу – просто меньшее из двух зол. Элен с детства ненавидела все эти застолья, когда разные небритые дядьки, дышащие алкогольными парами, и размалеванные толстые тетки норовили поцеловать ее в лоб, а потом спрашивали у мамы: сколько лет принцессе, как учится, есть ли жених на примете?
– Хорошо, я согласна.
Мама потрепала ее за ушко:
– Эх, Ленка! И лицо-то такое сделала, будто не рада!
В субботу после уроков Элен и Юле пришлось ждать минут пятнадцать. За это время Элен решилась рассказать Юле о Мортибусе. И рассказала.
Юля с любопытством дослушала пересказ последнего письма и поинтересовалась:
– И что, ты ходила к этой старухе?
– Ты знаешь, да… Вчера. Пришла, позвонила. Она открывает. Совсем беспомощная старуха, по квартире ездит на инвалидной коляске. Я говорю: меня прислали к вам уборку сделать. Она глухая, пришлось три раза повторять. Ладно, пропустила она меня, даже ничего не сказала. Отъехала в сторону, смотрю: не квартира, а помойка! Мусору навалено… Какие-то тряпки, объедки засохшие, пузырьки от лекарств, паутина кругом. И запах мерзкий: смесь дерьма и корвалола. Старушечий запах. Часов пять я все это дело убирала, а она, значит, позади меня сидела в своей каталке и смотрела, чтобы я ничего не сперла. Хотя и спирать-то было нечего. То еще удовольствие: я на карачках ползаю, а она мне задницу своим взглядом сверлит! Ну, я убралась, она мне: спасибо, любезная. Так и сказала. И двести рублей на стол положила.
– Ты взяла?
– Взяла… – хмуро ответила Элен. – Сто.
– Почему не двести?
– Даже не знаю. Ну что это за деньги – двести рублей? А для старухи это десять буханок хлеба. С другой стороны, вообще нисколько не взять было неправильно, я же старалась!
– Леночка! А ведь это только начало.
– Да, Юлик, ты права. Этот Мортибус за меня взялся крепко.
– Ты подозреваешь кого-нибудь? Это кто-то, кто тебя хорошо знает.
– Я и это поняла. Но зацепок больше нет.
– Может,