Мысли, которые не звучат вслух, или Записки из жизни отдельного взятого мужчины… (исповедь поколения). Ромуил Цыраксон
гнев – значит гнев. Он убежденно верил, что имел на то все человеческие права, даже не стесняясь: не обидел ли он кого. Еще через пару секунд, опрокинув очередную рюмашку, Аркадий Петрович обратился через весь стол к имениннику своим громовым голосом с вопросом:
– Скажи-ка нам, любезнейший ты наш, а где ты готовил это своё блюдо и что за специи ты туда добавлял? И проясни, почему этот твой шедевр горчит, но самое главное – отдаёт лекарственными запахами и вкусами?
Все устремили взоры на виновника торжества, в ожидании хотя бы каких-то прояснений.
– Дома… – ответил он. – Специи стандартные: перчик чёрный и немного белый, измельченная гвоздика и тертый грецкий орех. Вот… Все… – недоумевая таким замечаниям, пояснил Ян.
– А масло какое использовал? – замедляя темп своей речи, продолжил допрос Дон. – Оливковое или наше, обычное?..
– Да обычное, наше. У меня под раковиной стоит возле картошки, – рассказывал молодой человек с такими уточнениями, как будто оправдывался на допросе.
– А масло сильно пенилось? – подхватил разговор начальственный родственник именинной персоны.
– Да… – протяжно отвечал наш герой.
Двоюродный дед бывал у Яна в квартире и неоднократно проводил рекогносцировку на местности. Он даже привозил иногда своему звездному племяннику домашнюю утварь, порошки, бытовую химию. Потому, понимая, как никто иной, что все только что отведали, протяжно выдохнул. Улыбка спала с его лица и опечаленным до обиды и унижения голосом он продолжил:
– Ты всегда был невнимателен. Толком не следишь за тем, что есть у тебя дома. Жениться тебе нужно… Я не буду всю жизнь тебе картошку да помидоры таскать… – дед поднял опущенную голову и устремил сверлящий, прищуренный и немного влажный взгляд на «виновника». Все переглядывались, недоумевая. – Я тебе в пятницу привез продуктов, порошки всякие и средство для чистки унитазов. Это было очень сильное средство… Даже окаменевший налет оно с сортиров смывает… Ядрёное просто… Нет… Ядерное… – приоткрыв широко глаза, добавил он. – И куда же его поставить, – спросил я у тебя, племяш. Ты, почти не обращая внимания, отмахнулся от меня, брякнув, поставь туда … под раковину… к картошке… Средство это было в пластиковой прозрачной полуторалитровой бутылке и цветом точно, как то растительное масло, которое стояло в том же шкафу, в той же таре, но с другой стороны от сетки с картошкой…
Гости поняли, к чему клонил заместитель прокурора. Самым нервным и чувствительным оказался Дон. Его взгляд расширялся в процессе рассказа до максимально возможных пределов, слегка опускалась нижняя челюсть. В конце монолога, произнесенного двоюродным родственником, Аркадий Петрович резко выдохнул, стиснул челюсти, резко оторвал свое массивное тело от стула и как ошпаренный кипятком срочно побежал искать уборную, раздувая щеки и готовясь показать содержимое желудка окружающему миру. Остальные гости молча сидели в замирании. Вторым с места