От Савла к Павлу. Обретение Бога и любви. Воспоминания. Николай Пестов
людям добро во славу Божию, не забывай милостыню давать, и все у тебя ясно и хорошо будет. Я тебе все сказал. Ни к кому тебе больше идти не надо, не ищи, живи своим умом, молитвой.
– А папа мой?
– Нет, нет, одна, без него, а он покается, только потом – и мать, и он.
– В Москву мне, что ли, ехать?
– Да, и в Москве учиться можно.
– А кем быть? Мне бы помогать хотелось, я бы в сестры на фронт…
– Куда тебе… Ни-ни! Везде можно помогать.
– А по специальности?
– Держись ближе к рукоделию, девушке умствовать не полезно, а что попроще. Там семья, дети, заботы о доме, в ученье-то не ходи! – И опять повторяет: – Тебе Господь все устроит, тебя преподобный Серафим ото всего защитит, если уж ты теперь к нему приехала, на всю жизнь он с тобой! Только ты не забывай этих дней, сегодняшней нашей беседы. Вот тебе и книга, почитаешь ее, а там и с хорошими людьми поведись, держись церкви, посещай ее, и к таинствам будешь ходить – так и жизнь пройдет. Жизнь твоя мне ясна. Иди с миром!
Я, утешенная его мирной беседой, сошла вниз и бросилась к матушке Еванфии.
– Ну, вот и ответ тебе! – сказала, заплакав, старушка.
А кругом вопросы так и сыплют:
– Что сказал? Что велел? Ответил?
А я, успокоенная, с такой дивной тишиной в душе, сижу где-то на бревнышке, листая книгу «Царский путь Креста Господня, ведущий в жизнь вечную». Это беседа ангела с девушкой о жизни, о пути, о Кресте.
Идем домой. Матушкам монах дал по картинке. Лиза вся в слезах, всхлипывает. Я молчу с ней, я не хочу ей ничего говорить, я вся полна пережитым. Так спокойно мне, так тихо на душе.
– Да ты знаешь ли, как он тебя-то позвал? – спрашивает меня матушка. – Ведь первую тебя зовет: «Зоя! Зоя!» Вот чудо-то! А в толпе-то Зои и нет, я сразу и поняла, что это тебя зовет. Не Зинаиду, а Зою зовет. Ведь это чудо… И тебя первую.
Я все рассказала матушке Еванфии, а она плачет счастливыми слезами:
– Ведь я молилась! Ведь это чудо!
– А о чем Лиза плачет?
– Так она сама к нему взобралась по лестнице после тебя, что-то ему сказала, а он ее с лестницы да и столкнул, да чего-то сказал ей. Ох, как ей обидно: с тобой-то он сколько поговорил, а ей-то – ох, плох прием, обидно ей.
Лиза просила благословения ежедневно причащаться, а монах сказал: «Нельзя тебе!» – и прогнал ее.
Стали приходить богомольцы: «А мне книжку… А мне четки дал… А меня иконой благословил… А мне велел… А мне сказал…» – и все рады. О, русские простые души!
К Лизе было трудно подойти, до того она была огорчена. Я о себе ей ничего не сказала, как-то не хотелось слышать ее окрика.
На рассвете мы выехали в Знаменский монастырь. Там огромная икона Божией Матери «Знамение». Лиза, к моему удивлению, не подошла к Чаше и была сумрачна. Она кое-что узнала от матушки, что я получила на все ответ, и молчала со мной. Дружба наша расклеивалась еще и потому, что Лиза не развязывала свой мешок с продовольствием, а есть нам хотелось. Было за нее стыдно и горько за ее грубость, жадность.
На пароходе случилась совсем неприятная история: Лиза