О власти. Фридрих Вильгельм Ницше
чувственном и всяком ином отношении); силами третьего элемента оно борется против природного инстинкта всех здоровых и счастливых людей.
Когда оно добьется победы, второй элемент выйдет на первый план; ибо тогда христианство уже склонит на свою сторону всех здоровых и счастливых (в качестве бойцов за христианское дело), равно как и власть имущих (как заинтересованных ввиду подавляющего превосходства толпы), – и вот тогда окончательно возобладает стадный инстинкт, то бишь во всех отношениях бесценная посредственная натура, которая высшую санкцию получает именно благодаря христианству. Эта посредственная натура в конце концов до такой степени начинает себя уважать (и до такой степени осмелевает), что уже помышляет о доминировании и в политическом смысле…
– Демократия – это объестествленное христианство: своего рода «возврат к природе», но только после того, как противоположная система ценностей оказалась преодоленной благодаря своей сугубой противоестественности. – Следствие: аристократический идеал отныне все больше лишается естественности («высший человек», «благородный», «художник», «страсть», «познание» и т. д.); романтизм как культ исключительности, гения и т. д.
216. Когда и «господа» могут стать христианами. – Это заложено в инстинкте сообщества (племя, род, стадо, община): воспринимать состояния и влечения, которым оно обязано своим сохранением, как сами по себе ценные – например, послушание, взаимность, осторожность, умеренность, сострадание, – и тем самым, следовательно, все, что этому препятствует или противоречит, подавлять и сводить на нет.
Точно так же в инстинкте господствующих (неважно, людей или сословий) заложено стремление выделять и поощрять добродетели, благодаря которым подданные сохраняют преданность и покорность (состояния и аффекты, которые могут быть сколь угодно чужды и претить их собственным чувствам).
Стадный инстинкт и инстинкт господствующих в поощрении и хвале некоторого числа добродетелей совпадают – но по разным причинам: первый из эгоизма непосредственного, второй из эгоизма опосредованного.
Подчинение господствующих рас христианству в существенной мере есть следствие убеждения, что христианство – религия стадная, что оно учит послушанию, – короче, что христианами легче править, чем нехристианами. Этим посулом римский папа и сегодня еще рекомендует китайскому императору пропаганду христианства.
Вдобавок к этому соблазнительная сила христианского идеала сильнее всего действует, пожалуй, на такие натуры, которые любят опасность, приключения и препоны, которые любят все, что связано с риском даже для их жизни, но с таким риском, при котором можно ощутить чувство абсолютного могущества. Достаточно вспомнить святую Терезу в обрамлении героического энтузиазма ее братьев: христианство предстает здесь как форма необузданного порыва воли, как добровольное испытание силы воли, как героическое донкихотство…
3. Христианский идеал
217. Война