Альманах «Литературная Республика» №2/2017. Коллектив авторов

      Чердачный пол хрустит в преддверии грозы —

      я забралась сюда возобновить утрату.

      Нам всем необходимо прогонять прохладу

      и звать обратно, но в особые часы.

      Я знаю подлость этих лёгких чар,

      когда всё кажется разрушившейся башней,

      Но человек – сорняк и алыча

      солдат, что убивает, и гончар,

      Старик, что сгорбился над предмогильной пашней.

      Я знаю силу редкой ворожбы,

      когда уходит сон в смиренный полдень

      И возвращается бессильным, кто свободен,

      живым и светлым и с отсутствием вражды.

      Мой личный траур – верю в суету,

      но свет мой заключается всё в том же

      Я отпускаю, забираю и стою в прихожей,

      порог переступая в пустоту.

      Но башня строится и на гнилых корнях —

      та почва будет позже плодовита

      И время вновь испепелит обиду,

      засеет гряды и взойдут поля.

      Всё лечится в нелепой голове,

      всё лечится в пути к былым сраженьям

      Ведь человек – стрелок, поверженный мишенью,

      тот, кто убит любовью, искушеньем,

      напуганный никем и всем,

      прозрачным отраженьем,

      Прошедший по углям и по немой траве.

      Не хватит моря цинковых белил

      закрасить темноту моих холстов

      Я презираю боль и хвастовство,

      отдачу никому и воровство

      Присутствие с другими тех, кто не любил.

      У нас не вечность. Только баловство.

      присущие другим черты и знаки

      Я прогоняю лживое родство

      хотя бы здесь. Хотя бы на бумаге.

      Свирепствую и нагоняю шторм

      и крашу рубежи, стирая грани.

      В конце-концов есть плотность чёрных штор

      я огражу себя от высохшей герани.

      Я прогоню себя от жара лишних глаз

      от дома, что глядит в меня напротив,

      Я спрячусь снова, вновь, не в первый раз

      забыв про всё, что есть, что происходит.

      И мир летит в овраг и в кабалу

      в эпоху Вана Янка, Ботичелли

      И я лечу и прыгаю в волну

      и слышу скрип моих больных качелей.

      Есть тысячи миров наедине,

      покуда верный заклинает всех на братство,

      Покуда всё, что теплится во мне —

      проклятие в глазури и коварство.

      Не хватит моря цинковых белил

      оставлю так, как есть. Темно и душно

      Герань жива. И плачет целый мир

      над тем, что мне смешно и равнодушно.

      Мне вроде двенадцать. В руках – асфальтовый камушек

      Мой брат не женат, его невеста – не замужем

      Тот, что крадёт – светел, чист и не набожен. Надо же!

      Утро и солнце в лицо бьёт