Неосторожным в пути. Сборник рассказов. Кристина Камаева
нас обращали внимание. Мне нравилось, что никто из наших сотрудников не знал Дашу. Думали, что Ульяна Мироновна получит меня по наследству. Не дождутся!
Моя незнакомка, такая непреклонная вначале, стала жаркой, как птица феникс, и позволяла вытворять с ней все что угодно. Я вертел ею в воздухе, наклонял, чуть ли не до самого пола… И она обращалась со мной не по-детски: заползала на меня, как лиана на дерево, и впивалась в губы, как жалящая пчела. Что сказать, танцевали вдохновенно.
В толпе наблюдателей я приметил полыхающее негодованием лицо Энакина. Видимо, он впервые видел свою сестру– библиотекаршу в таком экстазе. Сам же хотел, чтобы она с кем-нибудь познакомилась! Потом я решил, что пора уходить. Поддерживая горячее гуттаперчевое тело, я протолкался к выходу с танцевальной площадки. Мы захватили по пути ее сумочку и побежали в гардероб.
– Ты одна живешь? – спросил я.
– Одна, – раздался голос за моей спиной.
Надо же! Опять братишка.
– Я провожу твою сестру, – сказал я парню.
– А… она… соображает? – усомнился он.
– Конечно, соображаю! – быстро среагировала Даша.
– Он тебе нравится? – строго спросил Энакин.
Даша рассмеялась и толкнула его ладошкой.
– Иди, танцуй!
Успокоившийся брат буркнул: "До свидания", – и вернулся в зал.
Даша сказала мне адрес. Она жила недалеко, поэтому мы решили не брать такси, а прогуляться по свежему воздуху. Я надеялся, что уличный морозец подействует на нее отрезвляюще.
Но едва мы двинулись по мостовой, как Даша вдруг начала декламировать стихи:
"Я вздрагиваю от холода,
Мне хочется онеметь.
А в небе танцует золото:
Приказывает мне петь!"
– Может, не надо? – попросил я осторожно.
Но Даша не послушалась. У этой миниатюрной барышни оказался на диво зычный голос. Она то и дело сбивалась на свист или крик, пытаясь, видимо, украсить чтение контрастными интонациями.
"Томись, музыкант встревоженный,
Люби, вспоминай и плачь!"
Прохожие шарахались от нас, я пытался ее урезонить, но она хохотала и призывала меня смотреть на звезды – на «танцующее золото». Похоже, Даша очень долго держала полюбившиеся ей строки в себе, и теперь радовалась возможности выбросить их в мир. Иногда незнакомые люди прикалывались над ней, о чем-то спрашивали. Она же швыряла в них готовыми строчками:
"И с тусклой планеты брошенный,
Подхватывай легкий мяч!"
Репертуар у нее был богатый. Пока мы добрели до дома, у меня голова распухла от интенсивного зомбирования стихами, и я побоялся остаться с ней наедине. Быстро завел даму в подъезд, проводил до квартиры, наказал спать спокойно и убежал. Всю дорогу преследовали меня голоса бессмертных русских поэтов, и даже ночью, какой-то тип присаживался ко мне на кровать и вопрошал гнусаво: "Разве мама любила такого, желто-се-е-е-рого, полуседо-о-о-го…" – Я просыпался и тихо костерил новую знакомую.
Следующий день был выходным. Размышляя