Биарриц-сюита. Бронислава Бродская
об ее работе, приятелях и приятельницах, театральные новости. Потом она уходила к себе в комнату к компьютеру, мать начинала в спальне смотреть свои передачи по каналу Культура, а отец в проходной гостиной усаживался в свое старое кресло с книгой. Женя знала его вкусы: зарубежная классика 20 века, русская классика 19-го, и даже античные философы, которых в их семье, никто, кроме отца, не читал. Все расходились… и Женя долго-долго сидела одна перед компьютером, "встречаясь с друзьями" в социальных сетях.
Года два-три назад все изменилось. Женя обрела компанию. Она теперь все свое свободное время проводила с друзьями, уже не виртуально, а в реальности. Жизнь не то, чтобы изменилась, нет, просто родителей там стало резко меньше. Не стало совместных походов в театр, она совсем перестала с ними отдыхать. Женя понимала, что ее семья очень маленькая, что живут они странно, слишком обособленно, друзей родителей она почти не знала, так же как и семьи. Впрочем, она никем и не интересовалась: ни у мамы, ни у папы не было братьев и сестер. С одной стороны это было хорошо, только родственничков дурацких не хватало на семейных посиделках. Но с другой стороны, к ним никто никогда не приходил, праздники всегда справлялись втроем. Так повелось, и Жене совершенно не хотелось приглашать к себе друзей.
Что было не так? Женя не понимала. Каким-то образом, родителям не нужны были люди. Папу, они, скорее всего, утомляли, а мама их просто боялась. Она вообще предпочитала не выходить одна из дому. Дома было немного затхло, тоскливо, и слишком упорядоченно. Женя стала страшится стариться в этой квартире с родителями, а потом… без них. Родители наводили на нее грусть: каждый в своей комнате занимается чем-то своим. Как родители умудрились жить такой одинокой жизнью, почему им почти никто не звонит просто так? Жене не хотелось разделять "пожилое" одиночество "человеков в футляре", как она их мысленно называла, никогда, правда, не озвучив свои Чеховские ассоциации по их поводу. А вдруг они ее заразят своим вирусом одиночества? Однажды поддавшись, она боялась увязнуть в этом ожидании смерти, без надежды и веселья.
Женя запарковалась в Каретном ряду, заплатив за три часа. Больше на работе она оставаться не планировала. У нее на вторую половину дня были другие планы, домой она собиралась прийти только спать.
Егор
Вот черт: Егор резко проснулся, как от толчка. Посмотрев на часы, он убедился, что спал минут пять, не больше. Он видел короткий, но часто повторяющийся сон: там была мать, их последняя встреча в больнице. Мать лежала на смятой кровати, от нее плохо пахло, он этот запах чувствовал во сне, кожа ее стала серой, и обтягивала скулы, глаза запали, в вороте несвежей рубашки виднелась сморщенная кожа груди. На всем ее облике уже лежала печать смерти. Егор проснулся, но мысли его ни на что больше переключится не могли. Август. Он опять был в той палате, где умирала его мать. Конечно нет, он не собирался ехать к ней в больницу второй раз за день. Но пришлось. С утра он снова, в который уж раз говорил с ней