Между небом и тобой. Лоррен Фуше
поднимает волосы, оголяя шею. Надеваю на нее ожерелье, проверяю застежку. Сара так же красива, как ты. Делаю над собой усилие, чтобы не раскиснуть при дочери. Говорю ей:
– Тебе пора на борт, а я подожду Сириана, хочу ему подарить часы тво…
– Они уже уехали, папа.
– Как это? Нет, не может быть! Я ведь провожал первый почтовик, и…
– Утром я заходила к ним в гостиницу и застала скандал: Сириан хотел ехать почтовиком, а Альбена требовала заказать водное такси. Я обозлилась и попробовала ей объяснить, что водным такси пользуются в случае крайней необходимости, она прошипела, что ей крайне необходимо поскорее убраться с этого острова.
Снимаю твои часы и кладу их на стол:
– Возьми мамины часы, Сара. Иначе есть риск, что я выброшу их в приступе гнева к чертям собачьим.
– Ладно. Сохраню часы до того времени, когда ты сможешь подарить их Сириану.
– Этот кретин способен отказаться, не взять их у меня. Лучше сама отдай.
Сара прячет часы в сумку.
Наша дочка поднимается по трапу, опираясь на палку. Наш сын катит в Париж за рулем своего черного танка. Где ты, моя любимая? Где ты, малышка Лу? Как ты пришвартовалась, какой небесный якорь тебя держит? Раздается гудок – почтовик отчаливает. Этот гудок слышен всему острову, и все на несколько секунд замирают, прежде чем снова взяться за свои дела. Есть такая поговорка: «Кто видит Груа, видит свою радость». Но знать, что молодая женщина немыслимой красоты в жемчужном ожерелье на шее и с палкой в руке, оплакивая тебя, плывет к континенту, тоже ведь немало… Пару дней назад я бы поклялся, что она забыла Патриса, а ты и раньше знала, что нет?
Веду машину, судорожно вцепившись в руль. Я в бешенстве. Приклеиваюсь к этим лохам педальным, которые тащатся по левой полосе, моргаю им фарами: кыш отсюда, дайте дорогу, у меня под капотом лошадиных сил побольше, чем у вас у всех вместе.
Я знал, что мне будет не хватать тебя, мама, но даже не подозревал, что твое отсутствие так больно меня ранит. Хочется набить морду каждому встречному, а я ведь не кулачник, всего-то раз в жизни и подрался – на свадьбе одной из твоих племянниц. Потому что какой-то пьяный в лоскуты мудила из семьи жениха стал насмехаться над увечьем моей сестры. Когда этот парень увидел Сару, у него глаза полезли на лоб и язык вывалился, один в один – волк Текса Эйвери. А потом она встала и пошла, и он презрительно так сказал своему приятелю: «Потрясная девка, жаль, ходит, как сломанная кукла, в койке-то на это наплевать, но стоя… по way!»[48]
Мой кулак сам собой двинулся к его роже, и я ему как следует врезал. Послышался отрадный для меня хруст – я сломал ему хрящ, хлынула кровь. Парень грохнулся на пол и захныкал. Я велел его приятелю убрать отсюда эту падаль, объяснил, что я брат Сары и не пропустил мимо ушей его гнусных словоизлияний. Мудила поплелся к двери, прижимая к разбитому носу окровавленный платок, а у меня целую неделю болела рука.
Да, мне стало бы легче, если бы и сейчас можно было расквасить
Здесь: не подходит