Ангелы и пионеры. Ксения Драгунская
говорит: «Мне не нужно от вас ничего».
Вот если бы папа был какой-то такой, то Платон мог бы его простить…
Платон пригласил бы его в «Корзиночку»… Да в какую «Корзиночку», это кондитерская для девчонок, пригласил бы его в бар «Пиранья» и сказал бы…
Пылесос умолк, и Платон услышал, что пришел папа, переобувается в коридоре, моет руки…
Но Платонов папа никогда не пил или никуда не уходил. Он все время работал, на майские придумывал походы и путешествия по красивым местам, дома что-нибудь чинил, мог из старой вещи сделать новую, а когда мама отправляла его в магазин купить что-то одно, например масло или морковку, накупал так много еды, что лопались пакеты…
Полгода назад папа потерял работу, и мама стала говорить ему «вы, сэр».
«Конечно, вы, сэр, не прочь бы поужинать».
Счастливая Полька… Девятнадцать уже… Паспорт… Куда хочу, туда иду… Замуж, в поход, на съемную квартиру… А Платон сиди тут и слушай, как мама говорит папе «сэр»…
Папа вошел на кухню с пачкой гречки в руках, и Платону показалось, что он уменьшился, потому что сутулится или просто похудел, папа стал какой-то старый, давнишний, как музыка из фильма «Бумер»…
Папа увидел Платона и постарался подмигнуть ему повеселее, но не очень получилось.
Прощать его было совершенно не за что.
Тогда Платон подошел к папе и обнял его.
Куркума
Мама стоит у печки. На раскаленной докрасна круглой железке булькает большая закопченная кастрюля. В одной руке у мамы поварешка, в другой – планшет. Она варит какой-то особенный холодный суп по рецепту и ругается, что интернет медленный. Удивляется, как дядька может жить с таким интернетом.
– Ты здесь совсем одичаешь. Посмотри на себя! У тебя даже зеркала нет.
– Кузя, я для того сюда и перебрался… подальше от интернета и прочих ваших прибамбасов.
Дядька называет маму Кузя или Кузнечик – от слова «кузина», двоюродная сестра. А мама называет дядьку просто – брат.
Это какой-то особенный суп – едят его холодным, но сперва долго варят.
В избе жарко от печки. Ни микроволновки, ни даже электроплитки у дядьки нет. И на улице жара – лето, в дядькином саду заросли темной от спелости лесной малины, кругом пахнет свежим сеном, а если стоять на крыльце на цыпочках, то видно слепящее сияние – озеро.
Кастрюлю с супом опускают в погреб – остужаться. Мама и Никола накрывают на стол, чтобы все было готово и, наплававшись, проголодавшись как следует, сразу пообедать.
– Брат, через десять минут идем купаться!
Идут на озеро через луг. Никола машет полотенцем, отгоняет от мамы и от себя здоровенных, толсто жужжащих слепней. А дядьку слепни не кусают, идет себе спокойно без майки. Пятки радуются траве. И никаких там железок или осколков просто быть не может – чужие здесь не ходят. Деревня в стороне, через ручей, за лесом, а у дядьки – хутор, и эта часть озера, можно считать, вообще только его и больше ничья.
Озеро!