Лето придёт во сне. Часть 3. Запад. Елизавета Сагирова
глаза, а когда открыла, то увидела, что затылок Ховрина, как бледная медуза, медленно поднимается из воды…
Думаю, мне даже повезло, что я так испугалась. Не пришлось осторожничать, выбираясь наружу сквозь разбитое вдребезги окно. Вместо этого я скользнула в него рыбкой, одним движением покинув мёртвую машину, и даже не оцарапалась осколками стекла. С головой погрузилась в морскую воду, но на этот раз не со страхом, а с облегчением. Вода здесь была уже не розовой, но, как и положено чистой морской воде, – прозрачно-зеленоватой, звонкой. Вынырнув и панически махая руками, я устремилась к близкому берегу. Проехала животом по торчащему со дна камню, неловко нащупала босыми ступнями дно, оказавшееся неожиданно близким, выпрямилась в воде по пояс. Оглянулась.
Багажник машины возвышался из пологих прибрежных волн, подобно чёрному надгробному памятнику. Он не опустился на дно, не всплыл на поверхность, и даже Ховрин не лез наружу в окно, выискивая меня своим единственным глазом, как я успела вообразить за те секунды, что отчаянно гребла к земле. Ховрин остался внутри, мёртвый. Мёртвый ли?
Не чувствуя под собой ног, оскальзываясь на илистых камнях, я выбралась из воды и без сил опустилась на узкую полосу гальки, отделявшую море от обрыва. Над головой с жалобными криками проносились чайки, совсем как в оставшемся где-то за морем Оазисе. Шум прибоя и посвист ветра над волнами тоже были привычны до обыденности, и я никак не могла осознать, что нахожусь уже совсем в другом месте. На большой земле. На свободе.
Тело, начавшее сохнуть под ровным бризом, вместе с каплями воды теряло и незамеченное до этого онемение. Ко мне возвращалась боль. Не только в разбитом лице и покрытом синяками теле, но и новая, полученная, надо думать, при падении. Ныла спина, не сильно, но очень глубоко и въедливо, начинала гудеть голова, и, проведя ладонью по лбу, я без удивления обнаружила на ней кровь. Пульсировало правое колено, опухая на глазах.
Мокрое красное платье, и до этого пребывавшее в плачевном состоянии, казалось, вот-вот просто расползётся по швам. От таких же красных в сеточку чулок остались лишь жалкие ремни, болтающиеся на лодыжках. Я с досадой сорвала их и бросила в прибой.
Наверняка следовало задуматься о том, куда я могу пойти в таком виде, кроме как прямиком в полицию. Но сейчас меня куда больше волновало другое. Перед внутренним взором всё ещё стояла тёмная вода внутри салона разбитого автомобиля и зловеще медленно поднимающийся из неё затылок Ховрина. Ничего больше я увидеть не успела, но и этого хватило, чтобы сейчас не иметь возможности думать о чём-то другом. Конечно, голова моего недруга могла всплыть просто потому, что я перестала давить на неё ладонями, или, может, в тот момент волна чуть побольше и посильнее других качнула машину, потревожив мертвеца, вот и… Но я не могла отделаться от мысли, что Ховрин не умер и что сейчас он сидит на прежнем месте, поднимая вверх окровавленное лицо, жадно хватая губами воздух и ожидая помощи. И помощь, несомненно, придёт. Рано или поздно люди в одной