Тихий омут – индивидуальные черти. Надежда Ивановна Арусева
ПОДАРИЛ МНЕ ЗОЛОТУЮ ЦЕПОЧКУ И КУЛОН! Из настоящего золота, с огромным камнем. Так блестит! Это точно бриллиант! Жаль, что нельзя его носить. За такую вещь голову оторвут на улице. Антон обо мне заботится. Он меня так любит! Как же мне не хотелось возвращаться домой. Скорее бы я выросла и Антон на мне женился!
Кстати, у меня уже тринадцать энциклопедий. Ха-ха-ха!..
Он ждал ее в подъезде…
Пришлось ее поискать. Как у баб все просто – поменяла прическу и фамилию и уже совсем другой человек. Но он, если захочет, найдет кого угодно, из-под земли достанет. А ее найти он очень хотел. Должок за ней нарисовался. Никто и никогда в жизни не посмел его кинуть. И она в ногах у него валяться будет, прощение вымаливать.
Он присел на подоконник. Между этажами за шахтой лифта он оставался невидимым для жителей дома. Достал тонкую сигарету, белоснежная трубочка странно смотрелась, зажатая в его желтых узловатых пальцах. Он прикурил, медленно затянулся, дым выпустил в форточку, чтобы не привлекать к себе внимание. Недовольно скривившись, потушил только что закуренную сигарету об подоконник и смачно сплюнул на чистый пол:
– Сигареты какие-то бабские, папиросы нужно купить…
До своего дома Люба шла летящей походкой, мило улыбнулась пожилым соседкам, отдыхавшим на скамейке у подъезда. Все-таки у старых домов есть свои минусы, например, вездесущие бабули. За историю существования дома их накапливается приличное количество. Новостройки совсем другое дело, там обитает лёгкая на подъём молодёжь и никому нет дела друг до друга. А тут пока до квартиры доберешься тебя, как рентгеном, просветят.
Закрыв дверь подъезда, Люба поморщилась от боли: все-таки летом ноги отекают, и носить туфли на десятисантиметровых шпильках очень тяжело. До квартиры осталось совсем чуть-чуть и сейчас ее никто не видит. Она расслабилась и походка потяжелела.
– Что, Любань, тяжко стало скакать, как блохе подкованной?
Люба при звуке голоса быстро подобралась, а когда разобрала ядовитый смысл и узнала говорившего, ноги у нее подкосились еще сильнее и она ухватилась за перила.
– Ну-ну, что за трагизм! От счастья ноги не держат? Поднимайся, я уже заждался тебя.
Люба осталась на месте и тогда он спустился к ней. Она не двигалась. Кричать – глупо, он ей ничего не сделает, пока. Убегать? Куда она убежит в этих босоножках? Лучше не злить его и не привлекать внимания соседей. Незачем им знать какие у нее есть знакомые.
Он вышел из тени и попал в прямоугольник света, льющийся из окна. Он сильно изменился, постарел, лицо стало серым, глаза холодными, водянистыми, морщины глубже, похудел, даже как будто стал меньше ростом. Но она помнила очень хорошо, сколько силы в его жилистом сухом теле, руках, кулаках…
Он подошел близко-близко, наклонился к самому лицу, вдохнул ее запах, коснулся щеки.
– Соскучилась? Что отворачиваешься? Не нравлюсь? Раньше, как кошка о ноги терлась. А ты мне нравишься…
У него неприятно пахло изо рта, нескольких зубов не хватало. Он больно схватил