Приключения животных. Наталья Колоколова
>
Рыжик
Однажды в нашем дворе появился дворняжка. Он был такой непоседа, бегал, всем интересовался и очень приветливый. И, может, потому окрас от природы у него был зажигающий, настоящий Рыжик. Так мы его и прозвали. Рыжик ко всем ребятам был приветлив, а ко взрослым – нет. За кем-то он бежал и даже выбегал навстречу с радостными глазами, как только тот выходил из подъезда, а от кого-то сразу убегал, опустив хвост.
Но мечта скорее всего была у Рыжика, и мы её угадывали – чтобы быть чьей-то собакой. Мы видели, как он усердно гавкал, когда хозяева выводили своих собак на прогулку. «Я готов вам служить! Я буду усерднее и не разленюсь, как ваши домашние! А за вас мне стыдно!» – это последняя фраза относилась уже к самим домашним собакам. То, что он был прав, мы угадывали по тому, что собаки на поводке и не пытались ему возражать, они так заелись, что им было уже всё равно, что о них думают остальные. А ведь это, наверно, была правда.
Я дождался с работы папу и поделился с ним своими мыслями. Он сказал, что, пожалуй, лучше, что эта собака на свободе, а то бы поводок её испортил. Я ему сказал, что может всё зависит от хозяина, вот если бы Рыжика взять к нам, то я бы стал настоящим хозяином, занимался бы с ним, гулял. «А как же школа, уроки? – сказал папа. – Да даже не в этом дело, городские жители испортили собаку. За редким исключением собаку держат ради забавы. Посмотри, сколько заводят овчарок, колли, а ведь это сторожевые собаки, а спаниели – настоящие охотники. А ведь их хозяева не имеют к этому никакого отношения». – «Но ведь ты путешественник, ты бы мог взять его с собой. А после он бы мне всё рассказал, я бы понял по его глазам. И, потом, он мой друг», – сказал я самое главное.
Папа молчал. Да, ведь, правда, что он никогда не брал сына с собой. Ему казалось, что он ещё маленький, и так оно и было.
– Хорошо, пусть едет, если согласится.
– Согласится! – воскликнул я.
Я сказал Рыжику, что он теперь путешественник. А путешествовать – это значит всё увидеть, всё запомнить и всем рассказать. Но Рыжик не хотел всем рассказывать, а только ему, Петьке, который теперь его друг.
Вот что рассказал Рыжик Петьке о своём путешествии.
Мы приехали в порт. Там стоял огромный корабль. Я на поводке прошёл по трапу на эту громадину. «Гав!» – я был вне себя от счастья, хотелось прыгать, бегать, летать и упасть в воду. Но недолго я ликовал. Меня заперли. Я не сопротивлялся. Я доверял человеку. Мы посмотрели друг другу в глаза, и я понял, что так нужно. Но хорошо, что я был не один. Со мной перевозили ещё какую-то рыжую собаку тоже в отдельной клетке, как и у меня, и какаду. Попугай всё сидел на одном месте, как будто спал, а сам всё наблюдал за мной. «Нет, брат, давай ты первый заводи разговор, а то мне как-то непривычно в клетке». Я свернулся калачиком, а сам иногда посматривал на птицу, а она на меня. Так мы молча и общались глазами.
Но больше всего меня беспокоила рыжая собака. Когда приносили еду, она с жадностью на неё накидывалась, а потом ещё угрожающе смотрела в мою сторону и рычала, но я не собирался брать у неё её долю. Я даже демонстративно не набрасывался на свою еду, хотя и умирал с голоду, а так неторопливо подойдя, как бы нехотя, съедал свою порцию. «Ты разве забыл, как иной раз приходилось без еды там, на воле, но всё же мы друг друга не съели», – как бы хотел сказать я ему. Я не знал, что рядом со мной в клетке едет дикая собака Динго.
Но однажды наше тягостное молчание прервал какаду. Он вдруг безостановочно стал повторять: «Динго, Динго!» – так, что собака залилась лаем. Птица замолчала. Но как только собака успокоилась, попугай как бы случайно повторил: «Динго, Динго». Я не мог удержаться и тоже залаял на птицу. Она не ожидала от меня такой выходки и отвернулась. Мы, отлаявшись, посмотрели друг на друга. Да, это был настоящий дружеский лай. В нём было всё: и тоска по дому, и обида на человека, и одиночество. «Зачем, куда нас везут?» Пришли люди покричали на нас, мол, вы сыты, что вам ещё нужно. И правда. Я замолчал. Окрик человека всегда ставил меня на место. А что мне ещё нужно? Я должен подчиняться воле человека. Он знает, что мне нужно. Мне показалось, что Динго с сочувствием посмотрел на меня, хотя тоже перестал лаять.
С тех пор мы прониклись симпатией, молчаливой симпатией. И вот мы пристали к берегу. Мы это почувствовали, так как закончилась качка. Мы услышали возню, топот ног там наверху, да мы приплыли, но к нам никто ещё не приходил. Я громко залаял, вдруг люди забыли про нас? Мой молчаливый друг меня не поддерживал. Как только мы приплыли, он впал в какую-то апатию. И только потом я понял, что он смирился. Он только что был побеждён, а я уже давно. Вот откуда его сочувствующий взгляд! Человек сейчас повезёт его в зоопарк и посадит в клетку, выбраться из которой уже нельзя будет никогда!
Я громко залаял, я протестовал, когда его уводили. Он на меня посмотрел равнодушно и отвернулся. Он как бы сказал в этот момент, что ты лаешь, я стал таким же, как и ты. Меня будут кормить, и я сытно проведу остаток дней в клетке.
«Где же мальчик, мой хозяин?» Я нетерпеливо забегал по клетке. Взрослый подумал, что от радости, а я готовился, наконец, выбраться.