Тайны Парижа. Понсон дю Террайль
троих людей, а Джакомо, который привел к нам подкрепление, был ранен в плечо. Теперь он нам бесполезен, а это очень жаль, так как он был самый отважный и энергичный из итальянцев.
– В таком случае этот человек умер для нас, – холодно сказал Гонтран, – и самое лучшее – развязаться с ним: с какой стати кормить лишний рот?
Леона вздрогнула, услышав эти слова. Эта женщина, любившая убийцу, затрепетала при словах Гонтрана. «Это чудовище!» – подумала она.
– Продолжай свой рассказ, – гневно сказал маркиз, – что произошло дальше?
– Я уже сказал вам, капитан, – продолжал тот же голос, – что англичане защищались отчаянно, и не будь у нас наших карабинов, которые стреляют вернее пистолетов, и не помоги нам Джакомо, нам не одолеть бы их.
– Ну, – перебил Гонтран, – они умерли?
– Все трое.
– А оба лакея?
– Точно так же, капитан.
– Сколько денег нашли вы в карете?
– Черт возьми! Мы не успели сосчитать: мы нашли портфель, набитый банковыми билетами, и кошелек с золотом; вот они.
Леона слышала, как золотые монеты звякнули об стол. Затем кто-то спокойно начал пересчитывать их.
– Ну, – прошептала она, – благородный маркиз де Ласи сделался, действительно, грабителем на большой дороге.
Новые шаги раздались в зале; они были тяжелы, как у людей, несших что-то. Затем послышались стоны, и Леона узнала голос Джакомо.
– Ну что, старина, – спросил Гонтран, – с тобою случилось несчастье?
– Ах, капитан, – прошептал итальянец, – я погибший человек. Мне кажется, что я умираю.
– А где доктор? – спросил Гонтран.
– Я здесь, капитан, – ответил кто-то по-французски.
– Осмотри-ка этого человека.
Наступило молчание. Затем тот же голос пробормотал:
– Погиб!
– Он умрет? – спросил Гонтран.
– Нет, но лишится руки. Ее придется отнять.
– Гм! – заметил Гонтран. – Человек без руки, все равно что тело без души.
Леона вся дрожала. Она услыхала, как заряжают пистолет.
Джакомо вскрикнул… раздался выстрел… затем наступило молчание… Леона без чувств упала на пол.
VIII
Когда Леона открыла глаза, в соседней комнате царило молчание.
Ни шума, ни звука голоса не долетало оттуда. Она посмотрела на свечи, стоявшие на камине ее спальни; они уже сгорели на три четверти, так что не было сомнения, что обморок ее продолжался несколько часов. Голова Леоны была тяжела, дыхание затруднено, во всем теле она чувствовала недомогание. Все происшедшее снова пришло ей на память.
От равнодушия до ненависти и от ненависти до любви один шаг. Леона поняла, что она любит своего мучителя, любит страстно, насколько способна ее натура. Позор ее поражения казался ей заслуженной карой; она чувствовала, что сердце ее трепещет от никогда не испытанного ею раньше упоения, которое внушил ей этот человек, обратившийся в тигра. Если бы Гонтран пришел в этот момент убить ее, то она приняла бы