Дело о бюловском звере. Юлия Нелидова
утречка, ваше благородие. Извольте откушать завтрак – накрыли специально в парке. Сегодняшнее утро особенно свежо. Грех не воспользоваться даром господним.
– Благодарю, но что-то нет аппетита. Когда можно будет отправиться в больницу?
Саввич в удивлении всплеснул руками и приготовился возразить, но Иноземцев глянул на него с такой суровостью, какой сам от себя не ждал. Очень стало досаждать, что все вокруг только и пытались дирижировать его действиями, точно заставляя играть роль в каком-то нелепом спектакле.
– Что ж, – сдался слуга, – как вашему благородию будет угодно. Коляска заложена, и мсье Николя, наш управляющий, уже ожидает ваше благородие.
Мсье Николя легко соскочил на землю поприветствовать доктора. Статный француз одних с Иноземцевым лет, одет строго, но с иголочки, с блестящими от бриллиантина черными локонами до плеч, колючим синим взглядом и изящно-небрежной щетиной. На управляющего он походил мало, больше на парижского щеголя или американского миллионщика. Сверкнув ровным полумесяцем зубов, он сделал приглашающий жест к коляске.
Когда молодые люди уселись и возничий, ворчливый бородач Тихон, уже приготовился стегануть пару в яблоках, Саввич подбежал к коляске со стороны Ивана Несторовича и, смешно подпрыгивая, затараторил:
– Барыня велели передать вашему благородию свое благословление. И велели еще добавить, что все в силе и что ждут-с ответа вашего.
Иноземцев взволнованно закусил губу. Лицо стало белее воротника. Он неуверенно кивнул, а камердинер в ответ шлепнул одну из лошадок по крупу.
– Тихон, трогай.
Покатили по аллее, миновали ворота, выехали на дорогу. Слева простиралось поле, справа – лес.
– Очень рад знакомству, Иван Несторович. Натали Жановна с большой тщательностью отнеслась на этот раз к выбору врача для своей больницы. Я полагал, она отправилась воскрешать Гиппократа или по меньшей мере Галена.
– Авиценну, – сыронизировал Иноземцев.
Он не знал, как следует отнестись к словам управляющего – как к лести или как к издевке, поэтому решил ничего более не говорить. Улыбка, которой он постарался скрасить свое молчание, получилась вымученной и оттого глупой до чрезвычайности.
Иноземцев искоса поглядывал на лощеного спутника. Каково же истинное положение этого красавца? Поди, полюбовника с далекой родины привезла барыня, а здесь сделала управляющим. Стоило красавцу заговорить, как его уже было не остановить. Речь его лилась непринужденно, и никакого, надо же, намека на акцент – чистейший русский язык. Только иногда прорезалось легкое грассирование. А может, напротив, он нарочно так коверкал слова, чтобы казаться большим иностранцем. Черт разберет.
Николя принялся говорить о дорогой хозяйке (надо отметить, с большой нежностью). Поведал, как барыня-подвижница проводила часы на лютом холоде, сама руководила ремонтом богадельни. Как ездила в столицы за утварью и мебелью, за медикаментами и специалистами. Как подолгу уговаривала