Тетради 2017 года. Александр Петрушкин

      Я теперь без обиды

      на мир тот и этот —

      двухголовый – стою

      и пою на двойном,

      как любое молчанье,

      языке, что есть кромка,

      точка смычки свеченья

      со дном.

      И предметы приходят,

      как тёплые звери

      кровоточат, ворочаются,

      как винт,

      как проём или дверь,

      Ариадны верёвка

      или замкнутый в звук

      лабиринт.

      Я теперь без обиды

      о себе умолчанье —

      тот, что тает, как плоть

      освещает все две

      стороны, что становятся

      чётче, точней умиранья,

      и прозрачней

      отсюда видны.

      эта родом из рая седьмая строка

      а шестая из них словно речь высока

      побеждает пятёрку – что всходит сквозь смерть

      что четвёртая в жизни которой смотреть

      остаётся на третью где слаб человек

      потому что второй не присутствует здесь

      где темна и прекрасна первейшая в них —

      ослеплённая светом – восьмою стоит

      слепые солдаты всегда вырастают от крови

      старого винограда в гуще смолистого света

      требуется любви долька им для ответа

      и золотое руно отчаивавшейся страны

      и масляниста земля в каждом своём просвете

      в щели оставшейся после того как солдаты видны

      Вот хлеб. Возьми его себе —

      грызи, как в детстве грыз сосульку,

      и находил в её воде

      не физики закон – искусство

      парения, как истощал

      её безропотное тело —

      ты был почти что каннибал —

      светало небо или пело.

      Ты в школу шел, читал путей

      собачьи строки, рифмы или —

      они тебя вели вперёд,

      тебя читали, то есть жили,

      с тобою рядом и тобой

      растягивали пространство,

      резинку шапки, где зима

      права, летит всегда налево

      упрямством саночным – легка

      синичьим спелым своим телом.

      Вот хлеб. Возьми его, как свет,

      как детство, где возможно дети

      до невозможности правы,

      а хлеб есть тело, выдох ветки,

      И кажется – как в детстве, я

      грызу дыханием сосульку,

      и жду, когда меня зима

      свернёт, как вечность и секунду.

      Тишина вырастает,

      как птенчик в гнезде,

      пока тают засохшие ветки,

      а он видит лицо своё

      что – как голос над ним —

      наклонилось,

      рукой