Тетради 2002—2005 годов. Александр Петрушкин

      – 1 —

      Снега манна, первая в эти сорок,

      нота ми – из посуды, упавшей в небо,

      лужа ужалит воздух одной из веревок

      водяных или он разобьет свое отраженье. Нелепо

      не любить свою речь, но так приключилось и

      я дорогу забыл, как черновик. Забыл,

      – 2 —

      но не город меня напугал – река

      кряхтела под птичьей шубой: ах, ты – тля,

      на твоем серебристом лобке – рука

      замерзала до вылета из рукавов воробья

      (опускаясь все глубже, в предел прирученной цели,

      я не заметил, что камни свое отпели)

      – 3 —

      На колоде дубовой – пробковая голова

      разлетелась в четыре от головной боли,

      отпуская на волю мысли. Сталь не права,

      но дышится легче, а на просвете – прозрачные сколы

      мраморной вены и два слепых хиппаря

      ищут под стать свою поводыря.

      – 4 —

      Хор калек не родит солиста, и я

      думаю: это ветер соврал погоду

      Питера для Урала. Хромой занял себя гладкописанием, а

      я огляделся, сплюнул бумагу и дал ходу

      до пустыни, в которой любая страна

      отсуствует. Свобода – это, когда тебя посылают на —

      – 5 —

      ты идешь, куда хочешь. Напролом,

      подобно снегу, хуярящему на зрачок,

      в декабре, чье начало обратилось концом

      слова, и просит милостыню торчок,

      чтоб гранита иней позолотил бочок

      его. Бабочка умерла, задев сачок,

      – 6 —

      но в желтом доме ее оплачет дурак —

      переводной, как пули в обойме. Дрянь

      заливает дрянь мне в глотку. Шлак

      складывает беззвучия в полый мрак.

      Оглянувшись наружу, мы видим дно,

      потому и держим закрытым окно

      – 7 —

      до поры, когда порченая весна

      хлестанет из поры, которой женщина дышит,

      когда речь – для пропавшего в зренье – тесна.

      Вещь – тем меньше, чем ближе

      к нервам. Рвется все, что имеет плоть:

      жизнь, стихи и обугленный рот.

      – 8 —

      Будем стоять на своей черной дыре,

      выпившей море и отхаркнувшей назад

      кровавые воды. Висельник и Назорей —

      едины по матери и по отцу. Взгляд

      бога похож на слепоту, так как

      путы его определяют страх

      – 9 —

      перед детьми. А сегодня – опять судьба,

      троллейбус и несчастливый билет.

      Мы – по части прощенья – большие доки, да

      никто не хочет прощенья. Уг (р/л) истый мент

      достает из кармана часы – ему

      ехать в полном вагоне, но – как всегда – одному.

      – 10 —

      Одиночество – это ключ от Египта. Я

      не умел говорить, но бог прошел стороной:

      то ли читать не умел, то ли увидел меня,

      и порешил, и соткал деревянный покой

      мне. До фени, что он бормотал —

      я спал

      – 11 —

      у расколотой камнем речи и на печи,

      тырил коврижки неба и калачи

      земные. Воронка ширилась и звенели ключи,

      плавилось время, которым летели грачи

      в лишенное оси облако, сиречь – провал.

      Я спросил: где Египет? – бог молчал.

      – 1-

      или сроки ушили или мягкий живот не надрезан

      или белый паук метит крошкой в угол девятый

      или руки по локоть напились воды земляничной

      или люди бегут в лошадей и не помнят свой запад

      или тощая девка как дождь накренилась к закату

      или прочная нить колебалась в прозрачной недолго

      твой ребенок не спит потому что ясли нелепы

      в замороченном доме похожем на ветхие соты

      прошепчи оговор потому что ослепшее завтра

      научило молчанью и слеплено чудно и тонко

      так и карлик стоит на земле небукварной

      и шатается тварь что не дышит полвека

      на надрубленной рупии ногтя нетрезвые рыбы

      бы рифмуют судьбой но стороннему слоги